По законам звездной стаи
Шрифт:
«А ведь она права, – с горечью подумала Виктория, терзая платок. – Ничего бы не случилось, если бы я просто была чуть терпеливее, не показала себя истеричной дурой, не вывалила все, что было, так сразу, чтобы насладиться моментом унижения и злости бывшего мужа! Тогда бы не пришлось смотреть на внезапно исказившееся от гнева и отвращения лицо Егора. Капля камень точит. Если бы я была терпеливее, я бы выиграла битву. А теперь отступать поздно, я потеряла все…»
Сейчас, сидя на неудобном жестком стуле, Виктория вяло подумала, что с самого начала вела себя неверно.
А могла ведь догадаться по поведению сына, что он встанет не на ее сторону! Но она не смогла сдержать клокочущее раздражение, усиливаемое климактерическими припадками, от которых ее кидало то в жар, то в холод…
Пассия сына ей не понравилась сразу: патлатая дылда, едва ли не выше Егора, в квадратных очках, за которыми настороженно поблескивали глазки…
Нет, такая – не пара Егору!
Она встретила Викторию преувеличенно доброжелательно, отчего та сразу поняла: Алла ее боится. От осознания этого самомнение Виктории прыгнуло до небес.
Оглядев долговязую фигуру девушки, упакованную в длинный до пола махровый халат, Виктория не преминула отметить, поджав губы:
– Вообще-то вы могли бы и одеться.
– Ох, простите, дело в том, что мне скоро на работу, – стушевалась Алла, непроизвольно сделав шаг назад. Та удовлетворенно ухмыльнулась. – Может быть, вы хотите принять душ с дороги?..
– Безусловно, – прервала ее Виктория. – Егор, детка, там в
– Мама, там, в ванной, есть полотенца, – прервал Егор. – Я с утра достал.
– Умница, – кивнула Виктория и удалилась.
Алла закатила глаза, а Егор беспомощно развел руками.
Видевшая их отражение в зеркале Виктория улыбнулась.
Ничего, это лишь первая часть Марлезонского балета, скоро эта выскочка получит по заслугам!..
В квартире было очень даже ничего, это Виктория заметила сразу. Не по ее, конечно, вкусу, но красиво и богато. Сама она предпочитала не умеющую стареть классику – с рюшами и позолотой, балдахинами и лепниной. Сынуля выбрал авангард и модерн.
В его квартире, виденной Викторией до того лишь на фотографиях, преобладали лаконичные формы, хромированные материалы, строгие линии, приглушенные тона точечных светильников, сочные краски на стенах и ультрасовременная бытовая техника, к которой даже подойти было страшно. Ванная тоже была ничего: большая, с ванной и душевой кабинкой, элегантным унитазом и громадным, почти во всю стену зеркалом, показавшимся Виктории «неприличным»…
Повалявшись в воде с приятно щекочущей тело пеной, Виктория расслабилась и даже полистала журнальчик, вытянув его из стопки, громоздящейся на стиральной машине. Журнальчик был так себе: ни кулинарных рецептов – как из одной свеклы, кусочка печени и листьев одуванчика приготовить салат, жаркое и маску для лица, ни медицинских советов – как лечить подагру и запор корнем чертополоха. Ни выкроек, ни вязания… Создатели журнала советовали с блеском и шиком отдыхать на Мальдивах, пить мохито, носить жемчуг с маленьким черным платьем и надевать шляпки на лошадиные бега. Здесь же приводились фотографии примелькавшихся теле– и кинодив, с бокалами, в шляпках, рядом с жеребцами. Все носили жемчуга, отдыхали на Мальдивах и пили модные коктейли. На двух страницах какая-то Наталья Гусева напыщенно расписывала премьеру шекспировской драмы. Ромео и Джульетта представали в трех ипостасях: юными, умирающими от неразделенной любви, старыми, выжившими в мясорубке борьбы двух кланов, и в итоге – двумя грибами-плазмодиями. Журналистка взахлеб расхваливала находку модного режиссера Альфреда Жмуркина-Тапочкина и хулила безвкусных плебеев, не оценивших концептуальное решение гения.
Наглость Жмуркина-Тапочкина по отношению к Шекспиру Викторию расстроила. Классика есть классика. Она еще как-то смирилась с голливудской интерпретацией «Ромео и Джульетты» с молоденьким блондинистым актером, впоследствии трагично утопшем на врезавшимся в айсберг корабле, но представлять Ромео и Джульетту в виде двух мухоморов ее разум решительно отказывался!
Может быть, именно поэтому Виктория сорвалась за завтраком.
– Этот салат готовят не так, – решительно заявила она, отведав поданное Аллой угощение.
– Почему не так? – осведомилась Алла. Ее глаза опасно сверкнули.
– В него надо добавлять свежие огурцы и кукурузу, а не горошек. Иначе получается какая-то вариация на тему оливье, – назидательно сказала Виктория.
Алла пожала плечами.
– Это ведь салат, – улыбнулась она. – А женщины, как известно, могут сделать из чего угодно три вещи: салат, шляпку и скандал.
– Вы хотите поскандалить? – сладко осведомилась Виктория.
– Нет, это старинная французская пословица, – так же приторно ответила Алла.
– Девочки, не ссорьтесь, я куплю вам прялку, – натянуто рассмеялся Егор. Виктория вспыхнула.
– Ты слышишь, как она говорит с твоей матерью?
– А что я такого сказала? – удивилась Алла.
Виктория зло поджала губы.
– Милочка, вам, простите, родители в детстве не пытались привить хорошие манеры?
– Мама, перестань, – негромко предупредил Егор.
Но Викторию уже несло. «Стерва, – подумала она, прежде чем выдать патлатой выскочке все, что думает. – Пристроилась под боком молоденького, красивенького и богатенького, а сама-то – лимита подзаборная!.. Наверняка приехала из какого-нибудь Мухосранска, а сын, лопух, уши развесил, польстился на ноги и титьки, как все мужики».
– Видите ли, дорогая, – с видом великосветской дамы заявила Виктория, – перечить старшим, собственно, вообще не принято. Тем более я не советовала бы вам это делать, раз вы живете с моим сыном, не будучи его женой.
– Мама! – воскликнул Егор.
Алла вспыхнула, но благоразумно промолчала, хотя, судя по стиснутым челюстям, ей хотелось сказать очень много.
– Егор, я на многие вещи смотрела сквозь пальцы, но это уже чересчур, – строго сказала Виктория. – Встречи, свидания, романтика, это все понятно. Но жить вот так – это неправильно. Я не для того воспитывала тебя все эти годы, чтобы смотреть, как ты разрушаешь собственную жизнь…
Алла вскочила и пулей вылетела из комнаты.
Егор дернулся следом, но в последний момент остановился и исподлобья посмотрел на мать.
– Мне не семь лет, мама. Я взрослый мужчина и построю свою жизнь, не оглядываясь на твой неудачный жизненный опыт, – произнес он, почти шипя от ярости.
В его черных глазах плескалась бездна.
Егор вышел из комнаты, оставив мать с открытым ртом…
Бездарно проиграв первый раунд, Виктория была положена на лопатки и во втором. Егор и Алла уехали на работу, громко хлопнув дверью, оставив ее наедине с мрачными мыслями.
Однако неприятности еще только начинались.
Подсознательно Виктория ожидала катастрофы, и потому видеться с бывшим мужем в ее планы не входило. Однако ситуация повернулась так, что избежать встречи не удалось.
Семейную сцену в ресторане организовала не в меру активная Инна, новая супруга Александра. Викторию поставили перед фактом. Здравый смысл подсказывал, что от свидания надо отказаться, но внутри бурлил гнев и обида на заблудшего сына, и Виктория согласилась.
– Мне так интересно повидаться с вами, – чирикала в трубку Инна. – Егор – очень хороший мальчик! Я не прощу себе, если не увижу женщину, которая так замечательно воспитала его.
До этой фразы Виктория еще отнекивалась от предложения пообедать «в семейном кругу», но лесть сыграла с ней злую шутку. Ей тоже было интересно посмотреть на новую жену Александра – точнее, убедиться, что какой бы та ни была, мужу она все равно не пара!
Из чемодана было извлечено нарядное платье, взятое на всякий случай. Бесцеремонно порывшись в тумбочке Аллы (в конце концов, я в доме своего сына, а не этой патлатой выскочки!), Виктория нашла бигуди и соорудила вполне пристойную прическу. Сын позвонил прямо с работы и второпях сообщил, что заедет за ней к шести, к этому времени она должна быть готова.
– Аллочка тоже едет? – вкрадчиво поинтересовалась Виктория.
– Алла занята до самой ночи, у нее пилотный выпуск передачи, – сухо сказал сын.
– Я буду рада повидать отца и познакомиться с его семьей, – вежливо сказала Виктория.
– Угу, – буркнул Егор и отключился.
«Паршивец, – взбесилась Виктория. – Еще дуться будет! Да, мне не понравилась Алла. Имею право высказать свое недовольство! Судя по всему, она и Саше не нравится. Что же, он прав. Такая девушка не должна входить в нашу семью. Егор достоин лучшего, хотя он этого явно не понимает».
Егор приехал хмурый, на расспросы отвечал вяло и поторапливал мать, не обратив внимания на то, как она выглядит, хотя прежде всегда сыпал дежурными, но от этого не менее приятными комплиментами.
Виктория еще раз обиделась, но постаралась не показать виду, даже когда сын в машине демонстративно позвонил Алле и с явно преувеличенным вниманием расспросил о прошедшем дне. В сторону матери он не поворачивался, машину вел так, что Виктория ойкала и вцеплялась в ручку над дверью, молясь, чтобы сновавшие по дороге металлические чудовища не врезались в них.
– Осторожнее! – нервно воскликнула она, когда Егор, подрезав какую-то дряхлую иномарку, стремительно вылетел на проспект.
Сын мельком взглянул на мать и слегка сбросил скорость.
– Неужели нельзя ездить аккуратнее? – вспылила Виктория.
Егор не ответил, только вцепился в руль так, что костяшки пальцев побелели, словно замороженные.
До самого ресторана он не проронил ни слова.
Виктория почувствовала, как начинает закипать. Этот сопливый мальчишка хочет ее наказать?!
Да что он себе возомнил?!
Припарковав машину, Егор дождался, когда швейцар откроет двери, впуская его мать.
Виктория внутренне ахнула.
В таких ресторанах ей не приходилось не только бывать, но и видеть воочию, разве что на страницах модных журналов или по телевизору, где очередная Карменсита, перенесенная к нам из Мексики, теряла отца, детей и память. От Виктории не укрылось, что швейцар окинул ее долгим оценивающим взглядом, пробежавшись по фигуре с головы до ног, и она вспыхнула до самых корней волос: еще один мерзавец, привыкший встречать по одежке!.. Настроение скакнуло вниз, к ковровой дорожке, показавшейся ей слишком шикарной, чтобы лежать на мокром от растаявшего снега асфальте.
Дальше было еще хуже. Скинув шубу из нутрии, Виктория вдруг почувствовала себя жалкой и бедной. Ее парадное платье на фоне нарядов посетителей смотрелось дешевой тряпкой с вьетнамского рынка, а простенькие украшения – кустарной подделкой.
Александр и Инна уже сидели в зале.
Егору Боталов улыбнулся ласково, на бывшую жену посмотрел холодно, но все-таки нашел в себе силы сделать шаг вперед и церемонно чмокнуть в щеку. Его губы были холодными и сухими, Виктории показалось, что ее поцеловала рептилия.
Инна была более приветлива. Создав вокруг Виктории ненужную суету, она за пару минут задала ей с десяток вопросов и ничуть не обиделась, не получив даже трети ответов. Казалось, ее совершенно не интересовало то, о чем она спрашивала мгновение назад: ни здоровье экс-супруги Боталова, ни ее впечатления о Москве, ни о том, любит ли она лангустов или предпочитает омаров. Виктория улыбалась, стараясь не смотреть на внушительный бриллиант на пальце Инны.
Помнится, на их с бывшим мужем свадьбу обручальные кольца пришлось брать у родителей…
Этот «родственный» ужин был плохой идеей.
Кажется, это сразу поняли все, кроме Инны, которая болтала за четверых, задавала уйму вопросов, расхваливала характер угрюмо жевавшего Егора. Ее бессмысленное щебетание раздражало всех. Александр настороженно косился на бывшую жену, стараясь казаться благожелательным, и даже дважды спросил ее, как она сейчас живет. Виктория, готовая запустить в Инну соусником, не выдержала:
– Я кажусь тебе настолько тупой, что ты все вопросы повторяешь по два раза? – ядовито спросила она.
– Ну, ты никогда не отличалась ни умом, ни сообразительностью, – хохотнул Александр. – Какой нормальный человек пойдет работать учителем? Это же курам на смех.
– Во время дефолта эта ненормальная работа спасла нас с сыном от голода, – парировала Виктория. – Ты, кажется, в те годы не слишком нам помогал. Не напомнишь, куда ты вложил свои денежки, а они пропали раз и навсегда?
Александр побагровел.
Егор и Инна не вмешивались. В глазах у обоих горели злые азартные огоньки: они настолько увлеклись перепалкой Боталова и Виктории, что даже жевать перестали.
– Как бы там ни было, я свои денежки вернул, – ядовито отрапортовал Александр. – А потом и приумножил. Тебе ли жаловаться? Все эти годы я заботился о сыне, а ведь ты так хотела, чтобы я в его жизни никогда не появился.
– Конечно, – кивнула Виктория. – И сейчас хочу. Особенно, если учесть, как тебе достались твои капиталы.
Александр позеленел от злости и без особых усилий согнул пальцами массивную вилку, которую сжимал в руке.
– Осторожнее, дорогая, – вкрадчиво произнес он. – Я ведь могу не посмотреть, что мы в общественном месте…
– И что ты мне сделаешь? – искривила губы Виктория.
– Узнаешь, – угрожающе пообещал Боталов.
Виктория швырнула свои приборы в тарелку.
Они настолько громко звякнули о фарфор, что обернулись другие посетители, с недоумением глядя на четверых гостей заведения, явно пребывавших в дурном настроении.
– Егор, ты слышал? Он мне угрожает! – воскликнула Виктория. – Ну нет, я этого так не оставлю! Спасибо за ужин. Надеюсь, ты не обеднеешь, заплатив за него? Егор, поднимайся, мы едем обратно, а завтра ты вместе со мной уедешь в Новосибирск. Я не позволю тебе находиться рядом с этим человеком!
– Он никуда не поедет! – прорычал Боталов.
– Я никуда не поеду, – подтвердил Егор. – Во всяком случае, пока не пойму, что тут происходит. Чего это вы как с цепи сорвались?
– Нет, поедешь, – прошипела Виктория, поднимаясь со стула. – И поедешь немедленно. А твой отец не станет мне возражать, не так ли?!
– А если стану? – негромко спросил Боталов, но глаза его метали молнии.
Инна вжалась в стул, опасаясь пошевелиться.
– А если станешь, тогда все вокруг, а не только твой сын, узнают, что ты – убийца! – излишне громко выкрикнула Виктория. – И я не позволю тебе воспитывать его!
В зале воцарилась тишина, даже музыканты перестали играть.
Посетители замерли, не донеся вилки до ртов, и уставились на странную пару с нескрываемым любопытством.
Виктория затравленно огляделась вокруг.
Боталов покосился на ближайший столик, а потом веско произнес вполголоса:
– Он уже вырос. Поздно ты подумала о воспитании, хотя… Думаю, что с твоей стороны Егору тоже досталось немало хороших генов, не так ли, Викуся? Ты не хочешь рассказать сыну о своей сестре?
Виктория смертельно побледнела.
Александр удовлетворенно посмотрел на бывшую жену и, обмакнув кусок хлеба в соус, отправил его в рот.
– Викуся, – с наигранным любопытством спросил он, – ты, кажется, что-то говорила об убийцах? Не хочешь развить эту тему?
– Да что происходит, черт вас побери, – разозлился Егор. – О чем вы говорите?
– Егор, – слабым голосом произнесла Виктория, – отвези меня домой. Мне плохо.
– Никуда я не поеду, пока мне не расскажут, что вы имеете в виду, – отрезал он.
– Никуда он не поедет, – коротко сказал Александр, без всякой жалости глядя, как синеющая Виктория хватает ртом воздух. – В конце концов, ты ведь так хотела, чтобы он все знал о своем непутевом отце. Ну а я, со своей стороны, охотно расскажу про мамашу.
– Егор, мне нужно прилечь, – прошептала Виктория. – Мое сердце… Я сейчас упаду… Отвези меня домой.
– Нет у тебя сердца, – грубо сказал Александр. – Не строй тут из себя умирающую лебедь. Ты нас всех переживешь.
– Мне надо лечь, – бубнила Виктория.
Инна сорвалась с места и поддержала ее, обняв за плечи:
– Давайте я вас отвезу. Саша, мне кажется, так будет лучше…
– Да, убери ее с глаз моих долой, – досадливо сказал Боталов. – Мне с сыном надо поговорить.
Не сводя глаз с отца, Егор протянул мачехе ключи от машины и квартиры.
Виктория глухо простонала, надеясь привлечь его внимание, но Егор смотрел на Боталова.
Осознав беспочвенность своих попыток, Виктория расплакалась и позволила себя увести.
Половину дороги она прорыдала, понимая, что только что сделала фатальную ошибку. Инна, искоса поглядывавшая на нее, не пыталась ее утешить, она о чем-то сосредоточенно размышляла, нахмурив лоб. Не подъезжая к дому, она резко свернула влево, припарковавшись у кафе, не выглядевшего респектабельным. Поначалу Виктория не отреагировала, и, только осознав, что они больше никуда не едут, недоуменно завертела головой.
– Где мы? – всхлипывая, спросила она. – Мы ведь еще не приехали?
– Вика, я очень хочу уйти от мужа, – коротко сказала Инна. – Но он меня никогда не отпустит по доброй воле. У нас дочь… Расскажите мне все. Я больше не могу так жить…