По закону столичных джунглей
Шрифт:
У нее в голове еще не было четкого плана действий. Но одно она знала точно — к Диме она больше не вернется.
«Ты сошла с ума, — противно заныл внутренний голос, — как ты справишься с ребенком одна, в чужом городе, без работы?» Люська отмахнулась от него, как от назойливого комара. Гораздо больше ее беспокоило сейчас другое — не дождавшись ее вечером и не дозвонившись, Дима, несомненно, забьет тревогу. Нужно срочно придумать что-то такое, чтобы он сам добровольно перестал ее искать. Но вот что?..
Ответ был очевиден и откровенно ужасен. Люська надеялась, что какая-нибудь другая идея придет ей в голову, но ничего больше не придумывалось…
Она приехала обратно в съемную квартиру. Еще
Внезапно раздавшийся дверной звонок заставил ее подскочить на месте от испуга. Она никого не ждала, а у Жанки — если это она внезапно вернулась из отпуска — есть свой ключ…
Люська притаилась, надеясь, что незваный гость сейчас уйдет, подумав, что никого нет дома. В квартире было тихо, не работали ни телевизор, ни радио, так что иллюзия отсутствия хозяев была полная.
Позвонили еще раз. Люська даже задержала дыхание, боясь выдать себя неосторожным кашлем или чихом. За дверью раздался приглушенный звук удаляющихся шагов, а вскоре и он стих. На всякий случай ступая на цыпочках (что в беременном состоянии было не так-то просто), Люська прокралась в кухню и украдкой выглянула в окно из-за тюлевой занавески. То, что она увидела, заставило ее сразу же отпрянуть от окна — у подъезда стояла Димина машина. Значит, в дверь звонил он!..
Люська опустилась на пол, чтобы ее невозможно было разглядеть с улицы. Интересно, почему Дима приехал? Решил лично доставить ее к себе домой? Скорее всего, поначалу он просто позвонил на мобильный, но, поскольку ее старый номер отныне был недоступен, Дима забеспокоился и поехал на Лосиный остров… А может, он уже в курсе, что несколько часов назад она побывала у него дома и застала там Лелю в непотребном виде? Однако, подумав, Люська отмела эту версию. Если бы Дима знал, что Люська в курсе их отношений с бывшей девушкой, то он должен был понимать: она сейчас обижена, оскорблена и не захочет с ним разговаривать. Он бы мог догадаться, что она дома, просто не хочет открывать ему дверь. Но он как раз очень легко поверил в то, что Люськи нет, и довольно быстро уехал. Значит, просто переживает за ее отключенный телефон…
В том, что спустя некоторое время он вернется, Люська не сомневалась. Нужно было действовать немедленно.
Решение почти окончательно созрело и оформилось в ее голове. Она вырвала из толстой тетради несколько двойных листов и принялась сочинять прощальное письмо. Это было жестоко, очень жестоко; но иного выхода Люська в данный момент просто не видела. В своем послании она достаточно убедительно, с должной долей трагизма, сообщала Диме, что находится в больнице. Что ночью у нее внезапно начались преждевременные роды. Что ребенка спасти не удалось. На этом месте своей писанины у Люськи задрожали губы. Ей было очень страшно даже мысленно проговаривать такое, и, прижав ладонь к животу, она прошептала:
— Прости меня, малышка моя, прости… Я верю, что с тобой все будет хорошо. Все будет просто отлично!
Авторучка тряслась в ее пальцах, и несколько слезинок против воли капнуло на бумагу. Далее Люська извещала Диму, что у нее никогда не будет больше детей, поэтому она не хочет становиться для него обузой. Наверное, это выглядело несколько напыщенно, как в дешевых мыльных операх, но
Она знала, что поступает подло и мерзко. Мало того, что страшно обманывает Диму, так еще и оставляет его наедине с этим жутким горем. Ему ведь мысленно предстоит пережить смерть собственного ребенка… Даже у нее, знающей, что все это неправда, колет сердце. Каково же будет ему?!
Но Люська понимала, что иного выхода все равно нет. Она не смогла бы и дальше жить, делая вид, что ничего не случилось. А Дима… Он, наверное, никогда не оставил бы Люську с дочерью, потому что он очень благородный и порядочный мальчик, его так воспитали. Но сердце его, как выяснилось, все это время принадлежало другой… Вспомнив Лелю, Люська снова залилась слезами.
Когда письмо было закончено, она положила его в конверт и тщательно заклеила, а затем написала адрес. Потом вышла на лестничную площадку и постучалась в соседнюю дверь. «Господи, только бы Лиля оказалась дома, — молилась она про себя, — только бы она оказалась дома…»
Лиля была соседкой и приятельницей. Люська свела с ней знакомство в первую же неделю после переезда в эту квартиру. Лиля также была провинциалкой, приехавшей в Москву в погоне за головокружительной карьерой. Более странной девушки ни Люська, ни Жанна, ни Алина еще в жизни не встречали. Непонятно было, на что Лиля вообще живет — ее постоянно увольняли то с одной, то с другой работы за вечные опоздания и прогулы. Лиля была невероятной лентяйкой и иногда банально не могла заставить себя проснуться утром, чтобы поехать на работу. К тому же, в личной жизни у нее был такой же бардак, как и в профессиональной — она регулярно безответно влюблялась «на всю жизнь» то в одного, то в другого парня, изводила его звонками, СМС-ками, электронными посланиями и всячески демонстрировала свое чувство, а когда одуревший от такого напора несчастный возлюбленный давал ей понять, что у них ничего не выйдет, она горестно вздыхала и заявляла гордо: «Ну все, я его бросаю!»
Лилька любила захаживать к девчонкам в гости: те кормили ее ужином, поили чаем и выслушивали многочасовые монологи об ее очередной несчастной любви. Слушать Лилю бывало порой довольно забавно, но все же воспринимать ее в больших дозах было сложновато, уж слишком общительной, напористой и шумной она была. В ней всего было чуть-чуть больше, чем нужно: больше звука (разговаривала она мощным басом), больше цвета (красила волосы в кричащий ярко-красный цвет и соответствующе одевалась), больше веса (Лиля была довольно полной девушкой, но почему-то искренне считала себя обладательницей идеальной фигуры). Стрельнув у девчонок пару сотен («До первой зарплаты… как на работу устроюсь»), Лиля со вкусом затягивалась Жанкиными сигаретами и разглагольствовала о своей жизни, а девчонки втихаря умирали со смеху, делая при этом преувеличенно серьезные заинтересованные лица.
— Знаете, — мечтательным голосом говорила Лиля, — на днях я перечитывала свой старый дневник… Когда мне было пятнадцать лет, я сделала там запись: в будущем обязательно поеду покорять Москву! И я-таки сделала это! — с пафосом заключала она. — Приехала! — а затем, еще более торжественным голосом:
— …И покорила!
Люська что-то невнятно мычала, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не заржать, а Жанка и Алина притворялись, что закашлялись от сигаретного дыма. Они просто диву давались, какой же Лилька была дурищей, но в то же время жалели ее. На ее фоне особенно было заметно, что у них-то еще все относительно хорошо…