По замкнутому кругу
Шрифт:
– Скажите, товарищ майор, вот вы хотите поехать к Любе Цветаевой, а не могли бы вы разъяснить мне вашу задачу?
Я посвятил капитана Трапезникова в свой план и договорился, что в шесть часов заеду за ним в уголовный розыск.
Ждать звонка из Верхнеславянска остался Лунев.
Ровно в шесть я подъехал на «газике» к уголовному розыску. Капитан сел в машину и дал адрес Машкову.
– Как думаете, капитан, мы застанем ее дома? – спросил я.
– Сегодня Люба оставит ребенка в яслях и с полшестого будет дома.
– Почему
– Да. В обеденный перерыв я ездил на завод.
– Почему? – Я был удивлен.
– Считал, что имею на это моральное право. Кроме того, она должна была знать, что ребенка не следует брать домой.
Я внимательно посмотрел на Трапезникова: конечно, он был прав.
Люба нас встретила в новом английском костюме, причесанная, надушенная. Где-то она раздобыла фрукты и купила несколько банок сгущенного молока.
Заметив мой взгляд, она сказала.
– Вадим очень любит сгущенку, прямо так, на хлеб.
– Вот что, Люба, – я взял слоника, – мы эту вещицу захватим с собой.
Она молча кивнула.
– Я разговаривал с начальником об изменении меры пресечения, так или иначе завтра мы возьмем у него подписку о невыезе и привезем Тарасова в город. Вадим заедет к вам.
Мы ехали молча. Каждый из нас был погружен в свои мысли. Я обдумывал предстоящую встречу и не заметил, как Машков затормозил возле ворот. Люба осталась в машине, а мы миновали вахту, поднялись на второй этаж и вошли в следственную камеру, где нас уже ждал Тарасов. Он выглядел моложе своих лет, все-таки парню было тридцать. Его светлые волосы вились, непокорная прядь спадала на лоб. Темные, сросшиеся на переносье брови выгодно оттеняли ясные глаза. В нем было что-то озорное и самобытное. Одет он в модные узкие брюки, светлую, относительно чистую рубашку и куртку под замшу на «молнии». В верхнем кармане куртки явно дамский платок.
Поздоровались, сели за стол. Я предложил ему место напротив. Тарасов опустился на табурет.
– У меня к вам, Тарасов, серьезное дело, – начал я. – Опасный политический преступник скрывается в этих местах. Мы напали на его след, но хотелось бы ускорить ход событий. Вы должны помочь.
– Я? Вы, наверное, ошибаетесь… – Тарасов взглянул на капитана, словно ища поддержки.
– Посмотрите, Тарасов, на этого слоника. – Я вынул его из кармана и поставил на стол. – Вы помните, как он вам достался?
– Ну, помню… – Смущенный неожиданностью, глядя в пол, он продолжал: – Купил с рук на базаре… Старичок продавал с бородкой, в очках, на переносье перевязанные тряпицей… Такой… в брезентовом плаще и шляпе…
– Наружность вы, Тарасов, описали правильно, только он не продавал этого слоника. Я понимаю ход ваших мыслей: ну вот, думаете вы, еще одно старое дело и новый срок!
Тарасов взглянул на меня, и я понял, что защитная реакция в нем еще сильна.
– Этого слоника я купил на базаре с рук, – повторил он упрямо.
– Вы поможете нам выйти на этого старика?
Тарасов
– Я купил слоника на базаре! Скажите же ему, Игорь Емельянович!
– Вадим, ты врешь, – спокойно произнес Трапезников. – Помнишь, там, у Любы, ты говорил правду, я поверил тебе и сорок минут сидел на скамейке… Сейчас ты врешь.
Наступила пауза длительная и гнетущая.
– Ну как, как я могу вам помочь застукать пахана? – Но, спохватившись, поправился: – Старика.
– Завтра мы за тобой заедем, – сказал я. – Сначала ты расскажешь нам все, что тебе известно, затем отвезем тебя к Любе, поживешь у нее. Ты будешь ходить по городу в тех местах, где вы с ним встречались. Как только ты увидишь его…
– Нет! Ничего не было! Не было! Не было!..
– Вадим, без истерики! – перебил его Трапезников.
Тяжело, когда такой здоровый, сильный человек плачет. Трудно было и капитану, он подошел к Вадиму.
– Возьми себя в руки, а то разнюнился, как сморчок… Мы сейчас приведем к тебе Любу, она приехала с нами. Смотри, Вадька, будь с ней поласковей, и так ей горько…
Мы вернулись к газику.
Капитан помог Любе выйти из машины, подал ей пакет с передачей и проводил через вахту.
Мы сидели долго в полном молчании. Наконец капитан Трапезников не выдержал, вылез из «газика», сказав:
– Пройдусь немного… – и скрылся в подорожном ельнике.
Видимо чувствуя напряжение этого ожидания, преодолевая неловкость, Машков спросил:
– Это жена его?
– Да, жена, – ответил я.
– Ничего из себя, видная… – сказал Машков, и снова наступило молчание.
Где-то из-за решетки жидкий и хриплый тенорок затянул песню.
Не для меня приде-о-о-т весна,Не для меня Дон разолье-о-о-тся…Наконец вернулся Трапезников, неся в фуражке десяток грибов с аккуратно обрезанными ножками.
– Глядите, Федор Степанович, – сказал он, высыпая из фуражки на сиденье грибы, – какие ядреные рыжики! Глядите! – Он выбрал гриб покрупнее и поднес его ближе. – А пахнут как! – Он шумно втянул в себя воздух. – Сосной! Мхами! Можжевельником! Нет, что ни говорите, красивое дело – грибная охота!
В это время появилась Люба Цветаева, открыла дверцу машины, положила свой пакет меж сидений и сказала:
– Вадим завтра вас ждет.
– А передачу что же? – спросил Трапезников.
– А передачу? – повторила она. – Яблоки, сказал, отдай Маришке. А сгущенку отнеси домой, я завтра приеду – сожру банку! Так и сказал: «Сожру целую банку!..»
Следственный эксперимент
Я тщательно готовился к встрече с Вадимом Тарасовым, для меня он был первым свидетелем, который общался с Юсовым и мог опознать его по фотографии.