Победа достается нелегко
Шрифт:
Зарыка, слушавший наш разговор, покраснел. Сунул руки под стол, быстро вытащил носовой платок и вытер жир на пальцах.
Делегация воинов, которая ездила в подшефный колхоз, возвратилась на следующий день.
Мощенко вынул из кармана подарок: завернутую в газету тюбетейку. Она была черная, четырехстворчатая, с белой вышивкой.
— Каждому по такой подарили, — рассказывал Петро. — Мы сидели в президиуме, а девушки подошли и надели на нас тюбетейки.
— А девушки ничего? — поинтересовался Зарыка.
— Что надо!
— Загибаешь.
— Я
— Пригнись, ребята, Петро свистит!
— Честное комсомольское. Ее Дильбар зовут. По-нашему выходит — Дэля.
— Ты же по-узбекски ни слова не знаешь.
— Дильбар по-русски хорошо говорит. Она десятилетку окончила.
— Несчастная, — вздохнул Зарыка. — Провалилась на вступительных экзаменах в институт и с горя пошла в колхоз.
— Совсем не то!
— Это она тебе заливала. А ты рот разинул…
— Попал пальцем в небо! Они всем классом пошли в колхоз. И учитель, ихний классный руководитель, с ними. Они создали свою комсомольскую бригаду.
— Учитель пошел? Бросил работу в школе и пошел в колхоз?
— Именно. Он стал бригадиром.
— Зачем человеку с высшим образованием идти в колхозники?
— Затем, чтобы учить не только словами, но и делом, личным примером.
— Наверно, он был плохим учителем, и его, так сказать, попросили из школы.
— Он был хорошим учителем. Его все любили. Он был парторгом школы. А парторгом плохого не изберут.
И Мощенко рассказал историю создания комсомольской бригады.
Бывают в жизни такие минуты, когда человек каким- то внутренним чутьем, где-то в глубине сердца, чувствует, что впереди ожидают его неприятности.
Так было и с Кадыром Мирзаевым, когда он подходил к своему дому.
Вечерний закат полыхал по-весеннему ярко, окрасив багрянцем чуть ли не полнеба. На небе сверкала первая вечерняя звезда и резко вырисовывалась одинокая узкая тучка. Ее края, казалось, были обшиты, как бухарская тюбетейка, золотистой каймой.
Быстро наступающие сумерки окутывали дома и сады синей прохладой. Слабый ветерок разносил нежный аромат цветущих миндальных деревьев, запах кизячьего дыма и жареного мяса. В окнах зажигались огни.
Отворив калитку, Мирзаев почувствовал, что в его доме что-то произошло. Кадыра поразила тишина. Обычно в эти вечерние часы, ожидая мужа, Халоват хлопотала у очага, рядом суетились дочь Мухабат и сынишка Бохадыр. И Кадыр, переступая порог, догадывался, что нынче приготовила Халоват. А она умела вкусно готовить.
Сегодня ничего этого не было. Открыв дверь, Кадыр потянулся к выключателю. Вспыхнул свет, и бригадир замер на месте. В доме царил беспорядок. На полу валялось полотенце, старые штанишки Бохадыра. На столе стояли новые лаковые туфли жены, те самые, которые он ей купил в Бухаре к празднику.
— Халоват! — позвал жену Кадыр. — Халоват!
На его зов никто не вышел. Дом был пуст.
У Кадыра защемило сердце. Ушла…
Кадыр постоял несколько минут на месте, растерянно осматривая непривычно тихую и опустевшую комнату. Потом поднял полотенце, повертел его в руках и бросил.
Прошелся по комнате. Ему никак не хотелось верить, что и Халоват, самый близкий человек, и та не захотела понять его… Ему казалось, что все это неправда, что это сон, что зря он себя расстраивает. Халоват сейчас вернется, вот через минуту. Он ждал. Но проходили минуты, а в комнате по-прежнему стояла щемящая душу непривычная тишина.
Мирзаев подошел к столу и взял чайник. Чай был холодный. Он налил полную пиалу и выпил жадно, большими глотками. Потом потушил свет и устало опустился на кровать, как был, в ватном халате и сапогах. Заложив руки под голову, Кадыр долго не мигая смотрел на темный потолок.
Ушла жена…
Мирзаев смотрел на потолок, и на нем, как на экране, медленно проплывали события, в которых главным действующим лицом был он, учитель узбекского языка и литературы, парторг школы.
Все началось с простого разговора. В один из осенних дней прошлого года в школу имени Ленина пришли бывшие десятиклассники. Встреча была не радостной. Ученики сообщили своим учителям, что попытка поступить в институт для большинства окончилась неудачно. То ли конкурс был действительно большим, то ли ученики подготовились слабо. Но как бы там ни было, они вернулись домой, в свой родной кишлак, в колхоз «Кзыл байрок».
О работе в колхозе никто не хотел и думать.
— Мы кончили десять классов не для того, чтоб копаться в земле!
А Дильбар Бакиева, та самая Дильбар, которую больше других любил учитель за цепкую память и образную речь, вызывающе посмотрела на классного руководителя Кадыра Мирзаева и бросила слова, тяжелые, как камень:
— Вам агитировать хорошо, вы университет окончили. А нам в колхоз предлагаете! Спасибо, учитель, катта рахмат!
Со всех сторон на него смотрели пытливые и настороженные глаза. Они ждали ответа. А что он мог ответить? Высокие слова о долге, о чести тут не помогут. Ученики ждали от него, от своего учителя, не общих слов и рас- суждений, а практического совета. И может быть, в эти минуты в сердце учителя впервые зародилось сомнение и неудовлетворенность своей работой преподавателя.
Он дал этим ребятам и девушкам знания, но не дал главного — путевки в жизнь. Он научил их грамоте, раскрыл богатства родного языка, воспитал любовь к литературе, но не научил их понимать жизнь, не раскрыл перед ними радость свободного труда, не научил пользоваться своими знаниями.
Мирзаев знал, что юношеские годы — самые ответственные годы в жизни человека. Молодость — это период становления, формирования и возмужания. И от того, как пройдут эти годы, зависит будущее человека: или он, уверовав в свои силы, в свои способности, гордым орлом устремится вперед, или, потеряв веру в самого себя и в общество, опустится в болото мещанства и обывательщины. Он, Кадыр Мирзаев, считал себя ответственным за судьбу своих питомцев. Он не мог, как это делали его коллеги по работе в школе, равнодушно стоять в стороне.