Победа достается нелегко
Шрифт:
— ?!
— Не таращь на меня глаза.
— Кто будет воспитывать?
— Я! — сказал Зарыка и спохватился: — То есть ты, и Петро, и мы все. Понятно?
— Говори толком!
— Приказ не обсуждается, а выполняется.
Зарыка двинулся к выходу. Коржавин следом.
— Купаться?
— Нет. Капитан сказал, что Нагорный будет жить с нами. Я поменяюсь местом с Петром. Буду внизу, а Нагорный рядом.
— А Петро согласится?
— А что ему делать? Он, оказывается, об этом уже знает. Был у капитана. Потому и хмурый.
Рядовой Нагорный приготовился к самому худшему и сначала не поверил словам офицера.
— Шутите, товарищ лейтенант!
Офицер дал прочесть приказ командира.
— Убедился?
Сергей опустил голову. Он ждал всего, но только не этого. Он привык к наказаниям, привык к тому, что его переводили из части в часть, он свыкся с положением нерадивого солдата, нарушителя дисциплины. И теперь, сидя на гауптвахте, Сергей ждал, честно говоря, перевода. Мало ли куда можно сплавить солдата? А тут…
Нет, этого он понять не мог. Как же так? Его, дебошира и хулигана, переводят в лучшее подразделение. Не сон ли это?
Сдержанно и, как показалось Нагорному, неприветливо встретили его в подразделении капитана Юферова. Дурная слава шла впереди него. Она хуже дегтя и чернее сажи — мылом не смоешь, в парной не отпаришь.
Нагорному показали нижний ярус койки и тумбочку.
— Вот ваше место.
Постель была чистой и аккуратно прибрана. Из-под байкового одеяла светлела белая полоска свежей простыни. За дни, проведенные на гауптвахте, Сергей стосковался по чистой постели. Он с удовольствием лег на кровать.
— Товарищ, у нас на постель в верхней одежде не ложатся.
Нагорный вскочил. Перед ним стоял дневальный. Сергей поспешно поправил смятое одеяло.
— Извиняюсь.
— Пожалуйста.
Дневальный удалился. Сергей посмотрел ему вслед. Раньше он послал бы дневального к чертовой матери. И без тебя, мол, знаю! Но тут совсем другое. Знаменитое подразделение. О нем на всех собраниях говорят. У него самые лучшие показатели. Одним словом, отличное. Нагорный стушевался.
Минуту спустя он решил осмотреться. Чистота, порядок, уют. На окнах занавесочки, на тумбочках скатерки, на подоконниках цветы. А на стенах висят картины, плакаты, и по всему карнизу большой лозунг: «Мы живем и служим по-коммунистически!»
Нагорный прочел. Лозунг как лозунг. Кажется, ничего особенного. Ему приходилось бывать в различных казармах, видеть многочисленные плакаты и призывы. Все они были правильными и гладкими, как стекло. Прочтешь и даже не задумаешься, вернее, ничего не остается в душе. А тут — «мы живем и служим…» А как служить по-коммунистически?
У соседней койки на табурете сидел блондинистый солдат и пришивал белый подворотничок к гимнастерке.
— Здорово, друг, — сказал Нагорный.
— Привет. Если не шутишь.
— Твоя койка?
— Моя.
— Значит, будем соседями.
— Будем. Как говорят, не ищи койку, а ищи соседа.
Солдат начинал нравиться Нагорному. За словом в карман не лезет. Видимо, он не из тех службистов, что ради буквы из кожи лезут.
Нагорный протянул руку:
— Будем знакомы. Меня звать Сергей. Сергей Нагорный.
— А меня Зарыка. Евгений Зарыка.
— Здыка? — переспросил Нагорный. — Странная фамилия.
— Не Здыка, а Зарыка. Зе-а-эр-ы-ка!
— Зарыка, — повторил Нагорный и еще раз произнес эту фамилию мысленно, чтобы запомнить. — Ты откедова будешь?
— Не откедова, а откуда. Так, кажется, по-русски?
— Извини. Я хотел по-народному.
— Народ стал грамотным. Снимай гимнастерку.
— Зачем?
— Подворотничок сменить надо.
— А! Ладно, потом.
— Не потом, а сейчас. Снимай.
Нагорный затоптался на месте.
— Понимаешь, у меня нет в запасе чистого подворотничка.
— Я у тебя и не прошу. У нас их завались, вон в ящике лежат. Бери и пришивай. Давай гимнастерку.
— Спасибо, Евгений, я и сам умею.
— В этом я не сомневаюсь. Но сейчас время дорого. Пока я пришью, ты приведешь себя в порядок. С такой вывеской стыдно в строю шагать.
Нагорный стянул через голову гимнастерку. Неужели этот солдат со странной фамилией так запросто пришьет ему подворотничок? Не кроется ли за этим какая-нибудь ловушка? Сначала, мол, я тебе пришью подворотничок, а потом ты за меня пол вымоешь. Не лучше ли самому взяться за иглу?
— Ну что ты? Давай гимнастерку!
Нагорный протянул:
— На. Заранее благодарю, спасибо. — Сергей помялся, потом спросил: — У тебя, Евгений, нет лезвия нового?
— Нет. Ни у кого нет. Даже не спрашивай.
— А как же вы того… бороду снимаете?
Зарыка, видимо, ждал такого вопроса. Он усмехнулся:
— Топай в умывальню. Там есть все. И бритвы, и лезвия. Выбирай по вкусу!
Нагорный, поблагодарив, направился к умывальне. Удивительная казарма! Воротнички общие, лезвия общие. Странно. В других подразделениях каждый прячет в чемодан свою бритву, свои лезвия. А о подворотничках и говорить не приходится. Кому охота их стирать даже за друга?
Новая, непривычная обстановка окружала со всех сторон. Все то же, как и у других, и в то же время не так. По-другому. И это выбивало его из привычной колеи. Он не мог показать себя рубахой-парнем, которому все трын-трава и каким обычно он являлся в новое подразделение. И сразу же находились дружки и недруги. А тут приходится быть осторожным, словно идешь по тонкому льду, каждый шаг вперед таит в себе опасность и неизвестность. Поэтому он и был сдержанным, настороженным. Предчувствия никогда не обманывали его. Он был собран, подтянут, вежлив и в то же время внутренне напряжен, готов в любую минуту к отпору.