Победа достается нелегко
Шрифт:
— Силен француз!
— А потом Таксиль написал свою библию о библии. В этой книге он подробно разобрал каждую главу главного религиозного учения и на конкретных примерах доказал все неточности, раскрыл бессмыслицу основных положений, высмеял убожество священного писания. Он назвал свою книгу «Забавная библия».
Рассказ сержанта меня заинтересовал. Такую библию я с удовольствием прочел бы.
— У тебя есть эта библия?
— Есть, дома.
— Напиши, пусть вышлют.
— Уже написал.
— Тогда я первый читать буду. Ладно?
— Ладно. Такую книгу полезно всем почитать.
Мы двинулись на танцплощадку. Оттуда уже давно неслись звуки духового оркестра. За вершинами деревьев вставала луна, большая и оранжевая, как желтый баскетбольный мяч.
Когда мы пришли, танцы были в разгаре. Мощенко, не теряя времени, пригласил девушку и утонул в двигающемся людском потоке. Я по привычке остался на месте, у решетчатой ограды, занялся наблюдением.
Объявили дамский вальс. Ко мне неожиданно подбежала Гульнара:
— Руслан, танцую с тобой!
Гульнара вальсировала прекрасно. Она была легка, как мотылек, и послушна, как партнерша, с которой уже станцевался.
Гульнара понимала, чувствовала каждое движение, каждое па, и танцевать с ней было приятно.
Музыка оборвалась неожиданно быстро. Вальс кончился.
— Куда тебя отвести? — спросил я.
— Куда хочешь.
Мы вернулись на прежнее место. Мощенко не отходил от девушки, с которой танцевал. Заиграли танго.
— Идем?
Гульнара улыбнулась радостно, кивнула.
Потом танцевали фокстрот, липси. В антракте к нам подошел Мощенко:
— Руслан, наше время кончается.
— Знаю.
Гульнара взяла нас под руки и повела с танцплощадки.
— Джигиты, я тоже ухожу.
Петро посмотрел на меня:
— Проводим?
— Обязательно!
Гульнара не возражала.
Путь к ее дому показался нам не очень далеким. Она жила в той. части города, которую считают старым городом. Кривые узкие улицы, дома без окон, высокие стены глиняных заборов, из-за которых выглядывают ветки фруктовых деревьев.
У моста через речку, которая петляла по старому городу, мы остановились.
— Дальше я пойду одна, — сказала Гульнара. — Спасибо, джигиты.
Она пожала руку Петру и потом двумя руками сжала мою.
— Спасибо, Руслан!
— Счастливо, Гульнара!
Мы подождали, пока она дойдет до своей калитки, потом повернули к военному городку.
В тот же день мы учинили Зарыке допрос. По всей форме. После отбоя подняли его с постели и привели в спортзал.
Евгений, конечно, догадывался о наших намерениях, шел и улыбался с видом победителя. Он ничего не скрывал, не отпирался, сознался во всем. Он рассказал все по порядку: как несколько дней, во время увольнения, подкарауливал Раису, как «случайно» встречался с ней у водопроводной колонки, как она пугливо сторонилась солдата, не давала ведра, чтобы напиться, а потом, уже на пятом «случайном» свидании, они заговорили. Теперь они часто встречаются у водопроводной колонки. На большее она не решается.
Что узнал Евгений? Очень много. Раису привезли сюда из Казани, где она, сирота, жила у родственников, окончила шесть классов, потом была за домработницу в большой семье, и год назад ее выдали замуж за шофера Галиева. У Галиева есть первая жена, она живет в отдельной комнате и является полновластной хозяйкой в доме. Старый шофер у нее под каблуком. Это она, старая, женила Галиева на молодой, чтобы в доме была бесплатная работница. Старая все дни проводит в гостях, а она, Раиса, не покладая рук трудится по хозяйству. Сейчас Галиев с женой уехали отдыхать к родственникам, и Раиса имеет немного свободного времени. Но никуда не выходит, о кино и парке даже не думает.
— Я считаю, что мы должны ей помочь, — сказал в заключение Зарыка.
— А я боюсь, что за такое ухаживание нам придется помогать тебе, — сказал Мощенко.
— Мне?
— Ну да, не Коржу. Помогать в смысле вкручивать мозги, ставить их на место.
— Может быть, ты поставишь вопрос на бюро?
— Хватай выше. На общем комсомольском. Если ты не станешь разумным.
— Разумным?
— Да, разумным. Разум, Евгений, помогает человеку объективно смотреть на окружающий мир.
— А не кажется ли тебе, что разум дан человеку для того, чтобы он лишний раз понял — жить одними расчетами, холодной рассудительностью невозможно! Человек не робот!
— Но чувства без разума слепы, — вставил я. — Это же банальная истина.
— Каждый человек прежде всего живет чувствами, — отбивался Зарыка. — Конечно, их надо подчинять разуму, однако чувства пока диктуют нам…
— Слушай, Евгений, зачем связываться с замужней?
Зарыка опять пытался спрятаться за мысли, вычитанные в модных произведениях.
— Любовь не знает прошлого. У нее только настоящее и будущее.
Мы с Петром улыбнулись. Потом сержант взял Евгения за пояс:
— Заруби себе на носу: никогда не протягивай лапы к чужим дамам. У тебя слишком хлипкое телосложение.
— Бросьте, ребята. Я же серьезно. Ей надо помочь вырваться в настоящую жизнь. Она как в клетке.
— Мы на службе, — ответил Мощенко. — У нас другие задачи.
— Не прячься за устав. В моральном кодексе что записано? Человек человеку — друг, товарищ. А она что, не человек?
— Она — чужая жена, — сказал я. — А чужая семья как чужое государство, вмешиваться во внутренние дела весьма опасно.
— Неправда! Она комсомолка.
— Комсомолка? — одновременно воскликнули мы.
— Комсомолка. И до сих пор аккуратно платит членские взносы. Она посылает их в Казань, на фабрику, где состоит на учете.
Последний довод оказался сильным козырем, нам нечем было крыть. Мы вернулись в казарму. Вопрос остался открытым.
Перед дверью в казарму Петро сказал: