Победа достается нелегко
Шрифт:
Мавлянберды был потомком знаменитых кызылкумских кочевников — пастухов, тех самых, на которых в священной Бухаре смотрели с презрением и жалостью, как на дикарей. Вид у пастухов тех далеких времен был действительно неприглядным. На головах огромные бараньи папахи, на плечах — подобие халатов из бараньих шкур, на ногах — лапти из сыромятной кожи. Но эти «дикари» пригоняли к эмирскому дворцу огромные отары тучных курдючных баранов, привозили на верблюдах тюки тонкорунной шерсти и связки самых лучших в мире каракулевых смушек.
Пастухи годами не покидали пустыню, кочуя
Свои обширные познания, унаследованные от отца и деда, Мавлянберды передавал Гульнаре. Он любил племянницу, как дочь. Гульнара понимала его с полуслова, она была хорошей ученицей. Мавлянберды нравился ее твердый характер. Он радовался успехам Гульнары и гордился ее отвагой. Даже занятия в велосипедной секции поощрял.
Каждое утро, перед тем как отправиться на охоту, Мавлянберды вместе с Гульнарой обходил стоянку экспедиции и, читая следы, рассказывал, что тут происходило ночью.
— Каждому живому существу аллах дал две вещи, — говорил Мавлянберды, — тень и следы. Только у духов нет тени, а значит, нет и следов. А если нет тени и нет следов, значит, ничего нет. Так, дочка. Посмотри-ка сюда, кто здесь прогуливался?
Гульнара наклонялась и смотрела туда, куда Мавлянберды указывал пальцем.
— Тут прошел навозный жук. Видите тройной след? Мелкие по бокам — это от лапок, а посредине — от хвоста. Хвост у него тащился по песку.
Мавлянберды удовлетворенно кивал.
Гульнара любила пустыню. К познаниям, которые давал ей дядя Мавлянберды, она присоединила обширные сведения, почерпнутые из книг. Физика и естествознание, история и химия помогали ей разбираться во многих явлениях жизни пустыни.
Гульнара знала, что есть разные пустыни. Одни она не любила. Это были дикие сыпучие пески, которые лежали широкой полосой вдоль плодородных оазисов. Они наводят страх и ужас на людей, засыпают огороды, губят урожаи, сушат арыки. Эти пески похожи на сказочного дива, которого освободил от вечных пут добрый волшебник, и див теперь творит злые дела.
Гульнара знала, что добрый волшебник — это человек, что он сам сделал пустыню такой злой и беспощадной. Он освободил ее от пут — вырубил саксаульные заросли, а траву и колючки съели отары овец и верблюды. Корня растений и саксаула высохли, и пески получили свободу. А став свободными, сыпучие пески обрушились на своих освободителей; начали засыпать целые города.
Сыпучие пески несли людям бедствия и страдания. Так было на протяжении многих столетий. Но так больше не будет. Гульнара видела, как
Гульнара любила настоящую пустыню, ту, что находится в стороне от зеленых оазисов, которая лежит за полосой сыпучих песков. Величественная и могучая, она привлекает своей неповторимой суровой прелестью, своеобразием красок. Среди бурых, желто-оранжевых песков то там, то здесь, словно белые скатерти, лежат солончаки — высохшие озера, темнеют буро-зеленые заросли саксаула, чьи стволы и ветви причудливо изогнуты и кажутся застывшими щупальцами древних животных. На корявых ветках плоские мелкие листья, такие узкие, что листва почти незаметна, и саксаульник можно просматривать далеко-далеко. Тени в зарослях саксаула почти нет — солнечные лучи свободно проникают до самой земли. Но двигаться в таких зарослях без топора трудно. Настоящие джунгли!
А что вы слышали о песчаной акации? Это редкое дерево бесподобно по своей красоте, особенно когда цветет. У акации черно-фиолетовые цветы с неповторимым благоуханным ароматом. Когда Гульнара принесла ветку цветущей акации в лагерь экспедиции, Катенька — женщина, знающая пустыню, пришла в восторг:
— Какая прелесть!
А цветы тамариска? Чешуйчатые матово-зеленые листья, как на ладони, поднимают кисти маленьких сухих розовых цветов. А метровые стебли трубчатого сасык-курая и торчащие прямо из песка лиловые бутоны кокпаса, которые ярко выделяются среди зелени верблюжьих колючек?
Ландшафт пустыни разнообразен. Песчаные барханы, поросшие колючими кустарниками, сменяются равнинами с травяной растительностью, по которым кочуют отары каракульских овец. Издали блестят, как гладь озера, такыры — огромные глинистые площадки, ровные, как стол, с твердым, как асфальт, потрескавшимся грунтом. Встречаются и настоящие озера, только вода в них не пригодна к употреблению. Она горько-соленая и напоминает по своему вкусу морскую. «Может быть, эти озера, — думала Гульнара, — и есть остатки огромного высохшего моря, которое некогда покрывало пустыню».
Воду для питья черпают из глубоких колодцев. Порой, чтобы добраться до живительной влаги, приходится рыть в глубину до сотни метров. Колодцы в пустыне являются своеобразными центрами, местами встреч пастухов и караванов.
Гульнара знала и понимала животный мир пустыни. Чего больше всего в песках? Она бы ответила: ящериц. Они разнообразны, их множество, как рыб в море. Ящерицы стаями снуют по пустыне, оставляя своими лапками и хвостами четкие следы. Есть ящерицы маленькие и юркие, есть ящерицы-воробьи, писк которых похож на птичье чириканье, есть ящерицы-гиганты, длиною до трех метров и внешне очень похожие на крокодилов. Это — вараны.