Победа достается нелегко
Шрифт:
— Главное, не теряйся! — коротко ответил старшина.
Зачетные стрельбы из личного оружия проходили на степном полигоне. Стреляли из автоматов по грудным мишеням.
День был знойный и душный. Сухой раскаленный воздух пустыни обдавал жаром лица, и казалось, что где-то за барханами пылает огромная печь. Травы высохли и побурели. От недавнего цветущего ковра не осталось и следа, словно никаких цветов тут и не было. Только рыжие комочки да жухлые, сухие стебельки уныло торчали вокруг.
Пять часов длилась напряженная борьба. Стреляли одиночными и короткими очередями по застывшим и движущимся мишеням. Стреляли из всех трех положений: стоя, с колена и лежа. Солдаты не замечали ни солнца, ни зноя. Пот катился градом, застилая глаза и мешая целиться. А они думали только об одном: поразить мишени!
Вот отгремел последний выстрел, воцарилась мертвая тишина.
Итоги превзошли самые смелые предположения. Когда сообщили результаты, солдаты не поверили своим ушам: все выполнили на «отлично», а Нагорный — «удовлетворительно». Все мишени были поражены!
Капитан Юферов, не скрывая удовольствия, поблагодарил нас за службу.
На уставших, запыленных лицах солдат вспыхнули улыбки. Чувство исполненного долга рождало новую энергию, придавало силы. Вверх полетели панамы и пилотки.
— Ура!
Старшина Танукович развел мехи баяна. Солдаты сорвались с мест. Выжженная солнцем равнина дрогнула под ударами каблуков кирзовых сапог. Каждый плясал как умел, стараясь лихим пристуком выразить радость, которая переполняла душу.
— Давай!
— Жми!
Мощенко, подбоченясь, лихо отплясывал украинский гопак. Рядом с ним шариком метался Чашечкин. А ефрейтор Пушнадян, зажав во рту сухую ветку, плясал лезгинку. Большинство плясало русскую. С гиканьем, присвистом, выделывая длинными ногами залихватские колена, носился Зарыка.
Рядовой Нагорный тоже поддался общему веселью. Сначала робко, а потом, разойдясь, начал отплясывать «цыганочку».
Плясали долго и дружно. Буйная сила, дремавшая под спудом условностей и правил, бурно вырвалась наружу.
Победа есть победа!
Постепенно страсти утихли. Танцующих становилось меньше. Образовался круг. Уставшие и счастливые солдаты дружным рукоплесканием подбадривали танцоров.
Самым выносливым оказался Зарыка. Он плясал с припевочками:
Шире круг! Шире круг! Не жалейте, парни, рук! Эх, раз! По два раз! Пританцовывать горазд!Он прошелся, выбивая дробь каблуками, вдоль круга, потом завертелся вьюном и пустился вприсядку.
И без рюмочки винца Жжет веселье молодца! Мы веселые ребята, Мы бывалые солдаты, И за нашим командиром Мы в боях прошли полмира! Если надо, под огнем И вторую часть пройдем!Зарыке дружно аплодировали.
— Молодец, Евгений!
В круг шагнул Нагорный. Он панибратски хлопнул Зарыку по плечу:
— Порядок! В общем, ничего сбацал, энергии, чувства много, только техники маловато.
Зарыка, тяжело дыша, усмехнулся:
— Не учи ученого.
— Старик, я дело говорю.
— Зачем говорить? Лучше покажи, если умеешь.
Их обступили солдаты. Некоторые не скрывали своей неприязни к Нагорному. Пушнадян развел руками:
— Шире круг! Танцует Нагорный! — И повернулся к Сергею: — Какой танец?
— Вальс!
Солдаты притихли. Что ж, посмотрим! Нагорный взглянул на старшину:
— Вальс-чечетку.
— С выходом?
— С выходом.
Танукович пробежал пальцами по ладам, как бы пробуя инструмент, и широко развел мехи баяна. Откуда-то издали поплыли ритмичные звуки вальса. Нагорный, склонив голову набок, несколько секунд вслушивался, потом, заложив руки за спину, медленно прошелся по кругу, как бы подлаживаясь к ритму вальса. Сначала шаркнул одной ногой, потом другой, притопнул и как бы небрежно начал пристукивать подметками по сухой, потрескавшейся земле.
Его движения были неразрывно связаны с музыкой. Казалось, он не танцевал, а движениями выражал смысл вальса, пересказывал его содержание. Недоумение, которое было написано на лицах солдат, вызванное дерзостью Нагорного, сменилось удивлением и перешло в открытый восторг.
— Вот это дает!
— Шпарь, Серега!
Когда он кончил, а кончил Сергей красиво, эффектно, наступила тишина. Потом раздались дружные аплодисменты.
— Молодчина!
— Артист!
— Переплясал Зарыку!
Нагорный, счастливый, расправлял панаму:
— Я что. У нас в ансамбле похлеще пляшут.
Пушнадян пожал руку Сергею:
— Победил Евгения, молодец! Очень красиво победил. Теперь по огневой обгони его, настоящий ракетчик будешь!
Нагорный отдернул руку:
— Что? Что сказал?
— По огневой подготовке, говорю.
Они уставились друг на друга. Танукович сдвинул мехи баяна, и тот вздохнул басами.
— Второй номер программы…
Зарыка жестом остановил его:
— Дело серьезное.
Нагорный расправил панаму и, надев ее на голову, сказал:
— Товарищ ефрейтор, упражнения по огневой, как вы знаете, я выполнил!
— На «посредственно» с минусом? Да? — наступал Пушнадян.
— Из пяти возможных одна пробоина, — едко вставил Чашечкин.
— Все ж таки попал! — сказал Нагорный. — С меня и этого достаточно.
— Так попадать стыдно очень! В бою так попадать, товарища подведешь. Обязательно подведешь!
— Ну, это мы еще посмотрим, кто в бою подведет! Да я за друга головы не пожалею!