Победа достается нелегко
Шрифт:
— Я кончал десять классов не для того, чтоб копаться, простите за грубое слово, в навозе!
Рядом, не отставая от него, трудятся Дильбар Бакиева, Аман Эргашева, Раджап Шарипов. Пусть в действиях их нет еще должного мастерства и умения — они придут со временем, с опытом и прожитыми годами, — но уже сейчас первые успехи радуют. Ну разве он, Кадыр Мирзаев, имеет право бросить их, своих учеников, которые верят в него и идут за ним?
Кадыр Мирзаев переселился жить на полевой стан. Начались напряженные дни сева и первых поливов.
Хлопчатник — растение прихотливое. Он требует постоянного ухода и внимания. Кадыр дни и ночи проводил в поле. Он осунулся, похудел. Лицо обветрилось, покрылось загаром. Руки огрубели. Но радостью светились его глаза. Еще бы! 52 гектара земли, освоенные бригадой, обещают хороший урожай!
В один из майских дней на полевой стан пришел учитель Джаббар Сабиров, недавний коллега по работе в школе. Он критически осмотрел запачканную землей одежду Мирзаева и дружески сказал:
— Дорогой Кадырджан, бросьте заниматься не своим делом. Для этого ли вы окончили университет?
Мирзаев ничего не ответил. А Сабиров его молчание понял по-своему и продолжал:
— Вы образованный человек. Не позорьте себя. Подумайте над своим поступком, и вы поймете — это мальчишество. Кому нужен ваш так называемый героизм?
Кадыр опять ничего не ответил. Он молча вытянул руку, показывая на дорогу. Жест был красноречивее слов.
Сабиров растерянно заморгал глазами:
— Вы еще вспомните мои слова. Но тогда будет поздно!
Мирзаев отрицательно покачал головой и, не прощаясь, ушел в поле, где трудились комсомольцы.
А вечером его ждала радость. На полевой стан пришла жена, Халоват. Она принесла завернутое в платок блюдо душистого плова с изюмом и айвой, такого, какой любил Кадыр.
Халоват сразу же включилась в работу бригады.
Глава десятая
Спортивный зал быстро опустел. Едва закончилась тренировка, солдаты устремились во двор, к бассейну. Лето вступало в свои права, и находиться в помещении не очень-то хотелось.
Остались только двое — Чашечкин и Пушнадян — дежурные, им мыть пол. Так заведено: каждая секция после окончания тренировки моет пол, убирает спортзал.
Парни ловко орудовали швабрами. Коржавин смотрел на них и думал о том, что неплохо бы устроить боксерскую площадку на свежем воздухе. В распахнутые окна заглядывало вечернее солнце. Было душно.
— Руслан, иди купаться, мы сами домоем и все уберем, — сказал Чашечкин, выжимая тряпку.
— Обязательно сделаем, — подтвердил Пушнадян.
В спортзал заглянул Зарыка:
— Корж, иди сюда!
— Потом.
— Надо потолковать.
— Много будешь толковать, рано состаришься.
— Совершенно серьезно. Мы с Петром.
— По твоему тону можно подумать, что произошло чепе.
— Даже хуже.
Коржавин вышел.
Мощенко сидел на корточках в тени молодого тополя и что-то чертил сухой веткой на песке. Руслан и Зарыка присели рядом.
— Горим, братцы. Как шведы под Полтавой.
Зарыка вздохнул. Коржавин пожал плечами.
— Все может быть.
— Именно, — добавил Зарыка.
— Горим, братцы, — повторил Мощенко.
Коржавин положил руку ему на плечо:
— Кто повздорил с уставом?
— Пока никто. Пока порядок полный.
— Кто же тогда горит?
— Мы. Весь расчет.
— Не темни.
— А тут и так ясно. Больше не видать нашему расчету первого места.
— Это почему же не видать?
— Нагорного к нам переводят.
— Врешь!
— В штабе сказали. Батя приказ дал.
У Коржавина испортилось настроение. О рядовом Нагорном он слышал.
— Почему же именно в наш расчет?
— Так батя приказал.
— Это несправедливо.
— Батя считает по-другому. Он сказал, что если мы действительно самые передовые, самые лучшие, то неужели не перевоспитаем одного разгильдяя?
Зарыка сорвал травинку и взял ее в рот.
— Положеньице. Ты, Корж, знаешь Нагорного?
— Слыхал.
— Такого можно перевоспитать?
— Не пробовал.
— Петро, у нас, оказывается, новый Макаренко появился. Ты слышал, что Корж сказал?
— Заткнись.
Они помолчали. Каждый думал об одном и том же. О Нагорном. Школа воспитывала, воспитывала и не воспитала. Родители воспитывали, воспитывали и не воспитали. Из комсомола исключили. И в армии гоняют из подразделения в подразделение. Не человек, а вроде футбольного мяча. Где он ни побывает, от него только грязное место. И дурная слава. Так уж повелось: где Нагорный, тот расчет и склоняют на всех собраниях за чепе. Теперь этот футбольный мяч направили в их подразделение. Вроде штрафного удара.
— Надо к капитану Юферову сходить, — предложил Зарыка.
— Дело, — поддержал его сержант Мощенко. — Топай вместе с Коржем. А я к комсоргу сбегаю.
У двери капитана Юферова Зарыка остановился.
— Знаешь что, Корж. Ты займи тут оборону и перехватывай всех, никого не пускай. А я тем временем поговорю с капитанов.
— Действуй.
Он был у Юферова долго, минут двадцать. Коржавин устал ждать. Наконец появился Евгений.
— Ну что?
— Порядок. Будем воспитывать.