Победитель крыс
Шрифт:
И еще пять раз поднимались забрала, и вспыхивали лица, незнакомые Борису, пока, наконец, настал его черед. С полупоклоном протянул ему старший, видимо, рыцарь шлем с горячим напитком. Борис зажмурился и сделал большой глоток. Странен был вкус у этого напитка: горький он был и соленый одновременно, будто вся горечь мира, все слезы впитались в него. Сделав первый глоток, понял вдруг Борис, что не сможет отныне жить спокойно, если знает, что есть где-то униженные и оскорбленные люди, что отныне он ответствен за них за всех, за их беды и несчастья и что он приложит все усилия, чтобы прогнать крыс и освободить
— Еще два глотка, — услышал он голос какого-то из рыцарей.
Он сделал второй глоток и почувствовал, как прибыло у него силы: никто, казалось, не сможет теперь совладать с ним. И он сделал третий глоток. И ощутил ту неимоверную стойкость, которая так редко возникает у человека, но, раз возникнув, удерживает его на избранном пути, что бы ни случилось. Борис открыл глаза — все плыло и мелькало, будто в каком-то мареве — и, повернувшись, выплеснул остатки напитка на корни сухого дерева.
И сразу рассвело. И Борис увидел с шумом набегающие на песчанный берег волны, увидел, как на сухом дереве появились почки, из них тут же вылезли свернутые еще трубочкой молодые листочки, которые через секунду развернулись в резные дубовые листья. Могучий зеленый дуб стоял перед ним. Пораженный, он повернулся к рыцарям, но и тут ожидали его превращения не менее необычные. Рыцари подняли свои забрала, и Борис остолбенело уставился в их лица, потому что у них появились лица. И самое поразительное, что некоторые ему были более, чем знакомы. Тот могучий рыцарь, что мешал кинжалом варево в котелке и кого Борис посчитал старшим, оказался тем самым рослым и здоровым мужиком, что спас его в троллейбусе от крыс. Его доспех сиял, и боевой палаш висел на золотой цепи. «Это доблестный витязь Руслан», — промелькнуло в голове у Бориса. Но в двух других рыцарях с изумлением узнал он Сашу и Саню, которые стояли теперь такие мужественные и спокойные, совсем не похожие на кабацких ярыжек, и дружески улыбались ему. Других рыцарей он не знал, хотя и казались ему их лица тоже знакомыми.
Сова с шумом бросилась вниз и так сильно ударилась о землю, что все невольно обернулись, но ударилась о землю сова, а поднялась с земли девица.
— Эй, Ойле! — протянул к ней руки Борис.
— Я не Ойле, я опять Эмили, — тряхнула в ответ она волосами.
— Бедного Макса все забыли, — послышался скрипучий и жалобный голос Ученого Кота, — а между тем не мешало бы и меня освободить. Тем более, что еще не время ликовать: надвигается туман!
И снова все обернулись. Действительно, с равнины надвигался на Лукоморье сплошной стеной густой туман. Внезапно из тумана громадными скачками выпрыгнули Степка и его приятель: шерсть их на физиономиях намокла и кое-где висела клочьями. Быстро бросились они к зазеленевшему дубу и не прошло и минуты, как Макс был свободен, он встряхнулся и заорал:
— Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой, — все расскажу, все людям поведаю!
Но тут же стал серьезен, в правой лапе у него появился меч, и сопровождаемый братцем и приятелем он нырнул в туман. «На разведку», — догадался Борис. Впрочем, все делалось так, как будто момента этого ожидали давно и заранее все отрепетировали. Эмили поднесла к губам неизвестно откуда взявшуюся у нее трубу:
— Ту-ру-ру-ру-ру-ру! — громко выдохнула труба.
И мигом сама Эмили, и все рыцари, и Борис в том числе очутились верхом на конях, и еще три лошади били копытами землю, ожидая ушедших котов. Тем временем нахлынули на песчаный берег волны и один за другим из моря вышли тридцать витязей и молча построились в арьергарде. Вдруг завеса тумана словно разорвалась и в разрыв видно стало, как коты рвут и дерут в клочья, как занавес, самую густую часть напущенного крысами тумана. И туман не рассеялся, но стал как бы прозрачным. Коты вскочили на приготовленных для них лошадей, стряхивая с себя налипшие туманные клочья, а Борис и все остальные увидели неисчислимые полчища крыс, казалось, нет им ни конца, ни краю, А над ними в ступке летала Старуха, помахивая метлой и воодушевляя на битву.
— Ту-ру-ру-ру-ру-ру! — взвизгнула снова труба.
Все посмотрели на Бориса. Он выхватил из ножен меч.
…И внезапно отряд налетел на врага…
Глава 20
Похоже, что победа
— читала бабушка Настя с важной торжественностью в голосе. Патетические места она всегда читала важно, торжественно, но вместе с тем интимно, будто сообщая эту очень значительную новость, но по секрету, одному только Борису. Она сидела возле его постели, держа в руках книжку, вся такая уютная, теплая, мягкая, в своей вязаной кофточке поверх коричневого в разводах платья, а поверх кофточки был повязан фартук, очевидно, бабушка только что с кухни, стряпала там. А сделав одно дело, тут же и другое, больному внуку почитать, потому что просто так сидеть она не умела.
— Ишь ты, — вдруг прервалась она, — а глазки-то открыл совсем ясные. Ну что, дочитывать тебе, что ли? Уж раз пятый читаю. Хотела что другое, а ты плачешь, бредишь, нет, давай «Руслана» да и только, — она ласково засмеялась, покачав головой.
Борис закрыл глаза. Он несся впереди на лихом коне, за ним следом летели Витязи, трубила труба. Открыть глаза — и все пропадет! Поэтому он сделал вид, что не слышит бабушкиных слов, что вовсе он не проснулся, что еще спит. Потому что пока глаза у него закрыты, он видит то, что не видят другие. Темный вихрь, в котором угадывались фигуры Старухи, водяных, драконов и русалок с марухами, пытался закрутить Витязей, но они все равно рвались вперед, крысы падали под их ударами десятками, сотнями, — и вот, они повернулись спинами и побежали! Убегая, крысы-лошади сбрасывали с себя крыс-всадников. Падая на землю, те вскакивали на четыре лапы и неслись не хуже, не медленнее своих недавних лошадей. Вместе с крысами отступал и туман, а впереди тумана носилась в ступе Старуха, злобно грозя клюкой наступавшим Витязям, сыпя проклятиями и взывая к крысиной доблести. Ее никто не слушал. Крысиное войско бежало позорно и неостановимо. Над полем битвы раздавался громогласный победный кошачий мяв. И тогда, последний раз погрозив клюкой Борису, Эмили, Котам, Витязям, Старуха тоже скрылась в тумане. «…В тумане ведьма исчезает…» — зазвучала в голове Бориса строка из «Руслана». Туман отступал, густея, пока не оборотился тьмой на горизонте, далекой тучей.
А кругом — яркий свет и синее небо…
Из подпола, нарушая его видения, послышался голос деда Антона, голос был торжествующий, хотя и удивленный:
— Ты смотри, мать, что случилось! То ни одной не мог убить, а то полон подпол дохлых крыс! Словно кто их выгнал, да поубивал. Теперь их собрать бы да сжечь, чтоб заразы не разнесли.
— Тише, дед, не шуми, — отвечала бабушка. — Борюшка выздоравливает, ему ото сна самая польза, а ты расшумелся, разбудить его можешь.
— Я не сплю, — сказал Борис.
— А-а, опять проснулся… Больше спать не хочешь?..
Борис отрицательно покачал головой.
— Ничего не болит? — продолжала спрашивать бабушка.
И, не дожидаясь ответа, приложила к его лбу руку.
— И жар совсем прошел. Вот и славно. А то всех нас так ты напугал. Отец с матерью дни и ночи около тебя сидели. Мы им сразу тогда сообщили, — бабушка была радостно говорлива. — Вот видишь, так всегда и бывает, что все одно к одному. Ты поправился, и крысы попропадали. Я так думаю, что от кота все. Они его испугались. Ты в болезни, Борюшка, все бредил про котов каких-то, вот мы и завели кота Макса. Тебе он понравится, он очень на твоего Степку похож. Черненький, лапки беленькие и грудка, а на мордочке тоже белое пятнышко.
— А где мама и… папа? — перебил ее Борис.
— Мама на работе, а папа скоро придет, он в магазин за продуктами вышел. Папа у тебя добрый и очень тебя жалеет, все время с тобой проводил. Доктор-то говорил, что его медицина бессильна, что ты сам должен справиться, что никто, кроме тебя с твоей болезнью не справится. А я и сама знаю, что если — как у нас в деревне говорили — морок приключился, то ничем не поможешь. Это уж как Бог даст. Такое Борюшка, почти с каждым раз в жизни случается, особенно в детстве. Но уж если человек из морока выберется, то будет жить долго, до самой смерти. Я уж и святой матушке Парасковье молилась, мы, Борюшка, старые люди, верим во всякие глупости, и от доктора потихоньку тебе норсульфазол давала со стрептоцидом. Лекарства несовременные, но мы к ним привыкли.