Победитель получает...
Шрифт:
Маша испуганно притихла, не зная, чем помочь.
— Не любят они этого, — через минуту прошипела девушка сквозь стиснутые зубы.
— Чего не любят? — не поняла Маша. — Чтобы живот трогали?
— Нее-е… — носитель усмехнулась уголком губ, потихоньку распрямилась. — Нежностей всяких не любят. Не нравится им, — она посмотрела в сторону, пошевелила губами, что-то обдумывая, вновь взглянула на Машу. — Вот с этого всё и начинается, — прошептала тихо. — Не знаю я, как тебе объяснить… Когда становишься носителем… чувствовать их начинаешь… сны всякие видеть… Холодные они, понимаешь? Совсем холодные, ледяные. И тепла не выносят.
— Люди всегда друг друга мучили, — недоверчиво пожала плечами Маша. — Про Золотой Век, когда все всех любили, только в сказках рассказывают, а если историю почитать — хоть новейшую, хоть древнейшую — волосы дыбом встанут!
Носитель раздражённо помотала головой.
— Но ведь и другое было. Было же? — спросила требовательно.
— Было, конечно… — протянула Маша.
— Ну вот! — девушка чуть не подпрыгнула в кресле. — Им это мешает. Пока люди… ну не знаю я, как это называется… — она мучительно подыскивала слова, теребя и без того измочаленный платок и глядя куда-то поверх Машиной головы. — Пока им не всё равно, пока не наплевать на всех, кроме себя, только себя, понимаешь?
Маша кивнула, и девушка продолжила быстро, сбивчиво:
— Пока родители есть… настоящие, которые… которые любят, пока заботятся, пока помогают… им, гадам этим, власть не взять, понимаешь? — она больше не ждала ответа и быстро, почти неразборчиво сыпала словами:
— Я теперь знаю… Они постепенно власть берут, законы всякие внедряют… нет, это потом… сначала — идеи… Да! Отношение к жизни, к другим людям, к детям… Особенно дети их интересуют. Воспитание… а чуть что не так — не по их правилам, они детей отнимают и забирают в инкубаторы… Нет. Тогда, сначала — это так не называется. У вас инкубаторы есть?
— Нет, — Маша даже головой помотала для убедительности, понимая, что инкубаторы на птицефермах никакого отношения к обсуждаемой теме не имеют.
— Будут! — отрезала носитель. — Может, как-то по-другому их называть будут… Они решают, как детей растить, как воспитывать, чему учить… А учат они их… — получать удовольствие. Кажется, так они это называют, но может, у вас по-другому… Жить для себя, свободно — так они говорят. Обещают свободу, свободе учат.
Только… от их свободы все вырастают… рабами. Но не понимают этого. Мы для них — хуже животных, но мы им нужны. Пока — нужны… А когда мы совсем уж станем такими, как они хотят, когда никто не будет способен чувствовать, жалеть других… Тогда… — она затихла, словно споткнувшись на полуслове.
— Что тогда? — поторопила Маша.
— Тогда… на фермы отправляют… Биологический материал… биомасса… Вот кем мы становимся для них. Не знаю, зачем она им нужна, но нужна зачем-то… Что там творится, никто из наших не знает, только все боятся туда попасть… Они убивают в нас людей, понимаешь? — с невыразимым отчаянием произнесла носитель, глядя на Машу влажными от слёз глазами. — Убивают… — прошептала, едва слышно. — А потом, когда убьют, мы становимся для них биомассой…
Внезапно носительница задрожала, выгнулась, словно её скрутило судорогой, а в следующий миг она уже смотрела на Машу странно и страшно изменившимся взглядом — потемневшим, холодным, налившимся недоброй силой и уверенностью, а главное — пронизывающим, как ледяной ветер… Маша отшатнулась, хотела встать, но ноги не слушались.
— Чужая…
И тут же — новая судорога, долгий мучительный стон, дрожь, и на Машу снова смотрит измученная девушка — напуганная и несчастная. Но смотрит с каким-то новым выражением, словно видит впервые.
— Уходи отсюда, беги, если сможешь… — лихорадочно зашептала несчастная. — Ты опасна для них! Значит, ты можешь что-то сделать, что-то изменить…
— Но я… — попыталась было возразить Маша.
— Молчи! — оборвала носительница. — Времени не осталось! Сейчас сюда прибегут! Он увидел тебя, — чтобы избежать новых вопросов, девушка ткнула пальцем в свой живот, — почувствовал что-то! Беги, я прошу тебя! Мне не помочь! Но если ты можешь сделать хоть что-то… Сделай! Помешай им! Прошу, обещай, что постараешься! И что… — она опустила глаза и вновь взглянула на Машу с мольбой, — что не забудешь меня. Будешь помнить… Будешь?.. — спросила жалобно.
— Не забуду, — твёрдо ответила Маша. — Всегда буду о тебе помнить.
— Хорошо, — отозвалась девушка, затихая и как-то обмякая в кресле, — а теперь — беги! Ты можешь. Ты сильная! Он тебя испугался…
Маша в последний раз коснулась руки носительницы, но та никак не отреагировала, глаза её закатились, а где-то, совсем рядом, взвыл тревожный сигнал, раздался топот ног.
Маша вскочила, повернулась — прямо к ней бежал давешний профессор, раскинув руки, словно встречал дорогого гостя, улыбаясь губами и зло прожигая взглядом.
— Вот вы где, голубушка! Куда же вы отправились, моя дорогая! И носителя нам растревожили… Ах, как не вовремя…
Маша услышала, как девушка за её спиной застонала, глухо, с непередаваемым отчаянием, и своим обострившимся чутьём поняла, что стонет она не от боли, а от горького разочарования, что Машу сейчас поймают и ничего, ничегошеньки она не сможет сделать…
Маша вытянула руку, одновременно представляя кубик и желая, чтобы он появился. И игровой модуль не заставил себя ждать — он тут же возник в воздухе, прямо перед Машиным лицом, а в ушах зазвучал уже знакомый безразлично-механический голос:
— Вы желаете закончить этот раунд и перейти к следующему?
— Да! — твёрдо ответила Маша, в глазах у неё потемнело, но прежде чем провалиться куда-то — в невесомость и неизвестность, — она успела услышать:
— Раунд первый прерван по желанию Игрока. Счёт: один — ноль. Игра продолжается. Раунд второй!
========== Глава 17. Продолжение Игры. Раунд второй. ==========
Промелькнула и растаяла в зелёном мареве перламутровая поверхность кубика с двумя ярко выделяющимися чёрными точками. В ушах ещё звучал отголосок слов “раунд второй”, а окружающее зелёно-непонятное буйство уже накрыло Машу с головой.
Звук, цвет, свет — всё обрушилось на неё, не давая опомниться, и только болезненное ощущение чего-то шершаво-грубого, царапавшего спину сквозь тонкую ткань блузки, стало тем якорем, который помог растерянному сознанию зацепиться за эту новую реальность и начать воспринимать её осмысленно.
Никогда раньше Маша не бывала в джунглях, но сейчас у неё не возникло даже тени сомнения — это они, причём самые что ни на есть джунглистые!
Густой влажный воздух с трудом проникал в лёгкие, в то время как оглушённое обоняние не могло определить, чем же этот самый воздух насыщен: непереносимой вонью или неземными ароматами?