Победитель
Шрифт:
Первухин вскинул на него взгляд сощуренных, неожиданно похолодевших и колючих глаз.
– А это не наше дело – думать! Не наше дело рассуждать, кто прав, а кто нет! Мы должны думать, как лучше приказ выполнить! Так уж армия устроена! Мы его выполнили? – выполнили! Все! Тут победителей не судят, с ними считаются!
Было слышно, как свистит ветер в оконных щелях.
Первухин сам же и нарушил молчание – усмехнулся и сказал со вздохом:
– В общем, чего уж там! Наше дело телячье!..
– Верно, – согласился Аникин, а потом хрипло
– Во-во, – со смехом отозвался Первухин. – Что там! Наливай да пей!
Дверь открылась, зашел Ромашов, за ним еще шестеро.
Ромашов скинул куртку и кивнул на стол:
– Ну что? Приступим?
Первухин облизал штык.
– Как спина-то?
Ромашов невольно поморщился и машинально потер поясницу.
– Полегче. Видно, камень мелкий был…
– Ну да, – кивнул Первухин. – Большой нам пришлось бы тебе на могилку поставить…
Ромашов усмехнулся.
– Все, разливай, – приказал он Аникину. Взглянул на Плетнева: – Тебе особое приглашение?
Плетнев сунул пулю в карман, встал и подошел к столу. Набулькав во все стаканы, два из них Аникин накрыл ломтями хлеба.
Кто-то убавил громкость радио до минимума.
Ромашов качнул стакан в руке.
– Ну что, товарищи офицеры… Что тут сказать? – Он обвел всех скорбным взглядом. – Хотели мы в том же составе… Хотели. Да вот не получилось. Товарищи наши погибли. Погибли за то, чтобы этот бой был последним. За то, чтобы никто никогда больше не воевал! – Помолчал, горестно опустив голову. – Земля им пухом!..
В наступившей тишине было слышно только, как тихо бубнит радиоприемник. После секундного раздумья Ромашов вскинул глаза и поднял стакан. Выпили не чокаясь.
Еще никто не произнес ни слова, и даже никто не потянулся за куском хлеба, как Аникин, насторожившись, поднял кверху палец и прибавил громкость.
Диктор говорил хорошо поставленным серьезным голосом.
– Передаем текст открытого письма Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева президенту США Картеру. Господин президент. В ответ на ваше послание от двадцать девятого декабря считаем необходимым сообщить следующее. Совершенно неприемлемым и не отвечающим действительности является содержащееся в вашем послании утверждение, будто Советский Союз что-то предпринял для свержения правительства Афганистана. Должен со всей определенностью подчеркнуть…
Переглядываясь, они молча слушали голос диктора.
– …что изменения в афганском руководстве произведены самими афганцами, и только ими. Спросите об этом у афганского правительства. Должен ясно заявить вам, что советские военные контингенты не предпринимали никаких военных действий против афганской стороны и мы, разумеется, не намерены предпринимать их…
– То есть, нас нету, – пробормотал Плетнев.
– А то ты раньше не знал? – с усмешкой бросил Первухин.
Плетнев поставил стакан.
– Догадывался…
Он слушал, закусив губу, и на голос диктора
Голубые, зеленоватые сумерки толщи моря. Руки мальчика упирались в почти плоское днище баржи. В левой руке – сандалеты.
Пузыри изо рта…
Испуганное, искаженное лицо, вытаращенные глаза…
– …разумеется, нет никаких оснований для вашего утверждения о том, будто наши действия в Афганистане представляют угрозу миру…
Руки шарили по осклизлому, заросшему зеленью железу.
Длинные русые волосы змеились в толще воды.
Медленно тонули сандалеты…
* * *
Теперь лицо резидента было не торжествующим, а торжественным. В руках он держал винтовку Амина.
– Мы уже сообщали вам, – негромко говорил радиоприемник “Грюндиг”, стоявший на краю большого стола Председателя КГБ, – и я тут повторяю снова, что, как только отпадут причины, вызвавшие просьбу Афганистана к Советскому Союзу, мы намерены полностью вывести советские воинские контингенты с территории Афганистана…
Резидент протянул винтовку.
– “Ремингтон”, Юрий Владимирович.
Андропов принял ее. С интересом рассмотрел.
– Ишь ты! “Ремингтон”, говоришь?
– Набор прицелов, Юрий Владимирович, – охрипшим от волнения голосом сообщил резидент. – Восемь штук.
– Восемь штук! – удивился Андропов, качая головой. – Ну ты подумай! Зачем же ему было столько прицелов!..
– Дальность боя, Юрий Владимирович, два с половиной километра.
Андропов передал винтовку адъютанту.
– Ты смотри, а! Два с половиной километра!.. Ну, удружили, Сергей Степанович! Ничего не скажешь, удружили! Прошу!..
И указал на дверь, ведшую из кабинета в небольшой зал.
Стол был накрыт а-ля фуршет, но роскошно. Улыбаясь, резидент присоединился к компании нескольких сдержанно басивших больших мужчин в черных костюмах.
В бокалах уже шипело шампанское.
– По такому случаю без шампанского нельзя, – сказал Андропов, поднимая бокал. – Не так легко нам досталась эта победа! За победу, товарищи!
Мрачные радости
Бронников вышел из подземелья станции метро “Аэропорт”, обнаружив, что за двадцать минут его короткого путешествия день утратил морозную пронзительность и стал похожим на непросохший пододеяльник – белый, волглый, мягкий, чистый.
Он с удовольствием вдохнул оттепельный воздух и задался вопросом: с чего вдруг берется эта стихийная радость жизни, почему ее будят погодные перемены? – запах пыли под августовским дождем… или первый снег, способный с изумительной неожиданностью заткать небо пушистой паутиной… или такое вот дуновение тепла среди зимы… а то еще, если так пойдет дело, тяжелый грохот жестяных водостоков, когда литые стеклянные цилиндры льда, будто снаряды, вылетают из них, как из уставленных в асфальт пушек!..