Побег из Рая
Шрифт:
Все с удивлением посмотрели на первого секретаря райкома ВЛКСМ. Это был молодой еще парень, который недавно окончил сельскохозяйственный ВУЗ, попал в номенклатуру скорее случайно и, многим казалось, что он еще недостаточно хорошо разбирался в партийно – комсомольских правилах и взаимоотношениях. Лицо его было строгое, но светлое. Взгляд суровый, но с едва уловимым лукавством.
– А почему он тогда до сих пор не член комсомола!? – фронтовик со злостью ударил кулаком по столу. – Не понимаю! Ты куда – то поступаешь в этом году?
– В Институт физкультуры, – спокойно ответил Володя. Он уже немного сориентировался в этом кабинете и понял, что некоторые члены комиссии не будут его явно заваливать. Более того, некоторые готовы оказать ему поддержку. Это читалось в их глазах.
– Вот! – ветеран вскинул указательный палец вверх. – Теперь я все понял! Не по убеждениям он к нам пришел! А как махровый карьерист! Гнать надо таких отщепенцев отсюда в шею! Нам такие отщепенцы в ленинском комсомоле не нужны!
Повисла напряженная тишина. Члены комиссии молчаливо переглядывались друг с другом, все хорошо знали этого фронтовика, который и фронта – то настоящего не видел, всю войну провел в обозе при кухне.
– Да какой же он карьерист? – прервал тишину первый секретарь. – Он же не на работу пришел к нам в райком комсомола устраиваться! Это мы тут все карьеристы!
Многие члены комиссии со страхом посмотрели на своего комсомольского вожака. Это уже попахивало откровенным диссидентством. Такое о карьеризме! Да еще из уст первого секретаря, члена бюро райкома КПСС! Человека, занимающего серьезную номенклатурную должность!
– Просто парень собрался поступать в институт, – спокойно произнес первый секретарь. – Так, Владимир?
– Так, – ответил Штормин.
– И ему нужен комсомольский билет, без которого у него даже документы в приемной комиссии не примут. Так?
– Так.
– Ну, вот и разобрались, – голос первого секретаря зазвучал каленым металлом. – Перед нами честный парень. Спортсмен, почти отличник. И вовсе не карьерист. Он же не виноват, что в вузы у нас принимают только комсомольцев. Так давайте ему поможем! Разве это плохо, если он станет профессиональным спортсменом, тренером?
Воцарилась тишина. Даже фронтовик от такого напора первого секретаря рта не посмел открыть.
– Кто за то, чтобы Штормина Владимира Владимировича принять в члены Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи? – произнес первый секретарь. – Кто «за» прошу поднять руки.
И «за» на удивление проголосовали все. Даже седой ветеран с юбилейными медалями, еще несколько минут назад явно отказывавший Володе в доверии.
– Решение принято единогласно, – объявил первый секретарь. – Я вас, Штормин, поздравляю, можете быть свободны.
– Как… как свободны, – защебетала, опомнившись, секретарь приемной комиссии. – Мы же ему даже ни одного вопроса по Уставу ВЛКСМ не задали.
– Светлана, – лицо первого секретаря вновь сделалось каким – то живым и чужим для номенклатурных товарищей. – Ты, думаешь, он Устав не выучил назубок? По Уставу будешь гонять своих пэтэушников! Иди парень. Иди с Богом! И стань чемпионом мира! Всем завистникам назло стань!
Штормин быстрее пули выскочил на крыльцо райкома комсомола и вдохнул полной грудью знойный степной воздух. Недалеко в тени высокого тополя его дожидалась взволнованная Наташа.
– Ну что? Ну, как? – она взялась нервно теребить его за руку. – Рассказывай скорее.
– Спасибо твоему папе, – Володя грустно улыбнулся. – Благодаря его блату меня только что приняли в комсомол.
– Какому блату? – удивилась Наташа.
– Ну, ты же сама говорила, что твой папа все устроит, что меня примут в комсомол без всяких проблем. По блату.
Наташа улыбнулась в ответ:
– А я ничего не говорила папе. Я с ним уже полгода как не разговариваю.
– Серьезно?
– Да.
– А почему?
– А не скажу.
– А все же, почему?
– Да не нравишься ты ему!
– А тебе?
– А не скажу!
И ни оба счастливо рассмеялись.
– Тогда вдарим по лимонаду!
– Тогда вдарим!
Они возвращались из летнего кафе уже под вечер, веселые и беззаботные. Молодости свойственна беспечность, отсутствие постоянного контроля за неуловимым, по сути, течением времени. Когда вся жизнь еще впереди нет никакой нужды заглядывать в будущее. Хочется жить одним днем, одной минутой, одним мгновением.
– Ты проводишь меня домой, Штормин?
– А что уже пора?
– Проводишь?
– Само собой, – вздохнул Володя. Ему явно не хотелось расставаться с Наташей. Ему хотелось, чтобы этот день продолжался вечно.
Они шли все той же парковой аллеей, все так же смущались и не могли открыто выразить своих чувств. Они были молоды и еще многому в жизни не научились.
Вдруг сзади раздался грозный крик:
– Стоять!
Володя обернулся. Три изрядно пьяных парня, прибавив шаг, направлялись в их сторону. Наташа очень испугалась, задрожала, лицо ее побледнело.
– Побежали, – предложила она, – тут до моего дома совсем близко.
Парни были уже совсем рядом, слышалось их сбивчивое дыхание.
– Да нет, подожди, – сказал Володя еле слышно, насупился и крепко сжал кулаки, – надо разобраться, кто тут такие приказы отдает.
Парни обошли Володю и Наташу с трех сторон. Они были крупнее Штормина и старше лет на пять. Противным самогонным перегаром разило от всех троих. Пролетарская злоба светилась в узких звериных глазах.
– А, это ты, спортсмен? – промычал тот, что кричал только что в спину и осекся. – Извини, старик, ошибочка вышла. Извини.