Побег из Рая
Шрифт:
Ликующий Штормин выскочил на улицу. Он ликовал. Не таким уж сложным оказался самый важный экзамен. Теперь они с Наташей будут учиться в университете. Он станет мастером спорта, чемпионом мира…
Шорохова вышла из университетского корпуса примерно через час. Лицо ее было заплакано, тушь размазана, губы дрожали.
– Что случилось? – Володя подсочил к ней, обнял за плечи. – Тебя кто – то обидел?
– Не – ет, – разревелась Наташа. – Я экзамен завалила.
– Как! – вскрикнул не поверивший ей Штормин. Это было невероятно, как если бы посреди жаркого лета с неба повалил снег. – Ты получила двойку?
– Да – а – а.
– Да как же так!
– Да вот так!
– А я получил пятерку.
– Серьезно? – Наташа вдруг перестала реветь,
Штормин протянул ей бумагу. Шорохова посмотрела на оценку и промолчала.
Володя все три устных вступительных экзамена сдал на «отлично», а вот сочинение написал на тройку. Но этого оказалось достаточным для зачисления. И он очень гордился своим достижением. До первой сессии, пока не понял насколько непросто учиться в столь престижном университете, где в то лето, за место боролось восемь человек. И правила борьбы были не совсем честными.
Ректор университета, маститый академик и основатель целой школы одаренных ученых, человек принципиальный и бескомпромиссный вызвал накануне вступительных экзаменов к себе в кабинет молодого очкастого доцента, председателя приемной комиссии биологического факультета.
– Павел Петрович, на ваш факультет подал документы некто Владимир Штормин.
– Возможно, – согласился молодой доцент, поправляя на носу тяжелые старомодные роговые очки, – всех ведь абитуриентов не упомнишь.
– Безусловно, всех нет. Но этот парень – чемпион Саратовской области по рукопашному бою среди юниоров. В неполные семнадцать лет!
– И что, Анатолий Михайлович?
– Как что? Надо брать.
– Куда?
– В наш университет. Иначе его медики или юристы перехватят. В сельскохозяйственном институте небольшой конкурс. Сейчас Штормин – чемпион области. Через год станет чемпионом СССР. А там, глядишь, и на мировом первенстве отличится. И прославит наш университет.
При этом ректор сделал ударение на слове «наш».
– Ну, да, – согласился Павел Петрович. – А если у него плохая подготовка по биологии и химии?
– Ну и что? – академик лукаво рассмеялся. – Мы приняли на ваш факультет документы у пятидесяти медалистов. Они в большинстве своем поступят без особого труда и будут двигать в дальнейшем науку вперед. Так? Они свои медали уже завоевали. А этот парень еще нет. Ну, не медикам же его отдавать, Павел Петрович?! Осенняя студенческая Спартакиада на носу, ей богу, вы как будто не выспались сегодня!
Глава 3. От сессии до сессии
К удивлению многих, да и неожиданно для самого себя, Володе Штормину очень понравилось учиться в университете именно на биологическом факультете. Здесь он с первых дней нашел верных друзей, интересных товарищей, множество приятелей и знакомых. Биологические науки оказались именно тем новым и серьезным увлечением, которое полностью поглотило его, отодвинув занятия спортом на второе, даже третье место. Уже на первом комсомольском собрании сокурсники единогласно избрали его комсоргом, а заместитель декана, чувствуя литературные способности, острый взгляд и беспристрастную смелость нового студента, предложил ему редактировать факультетский «Комсомольский прожектор». Штормин стал довольно быстро узнаваем студентами других курсов и преподавателями кафедр. Он поселился в общежитии со своими новыми друзьями, где жилось весело, беззаботно, а временами и вовсе бесшабашно. От сессии до сессии, как поется испокон веку в известной студенческой песенке.
Общежитие представляло собой трехэтажное старое и весьма запущенное здание с проседающим фундаментом, из которого всюду торчали ржавые на вид кирпичи, с обваливающимися балконами, осыпающейся штукатуркой, облазившей со стен лимонно – желтой краской, текущей бесконечно крышей. Сколько не пыталось руководство университета это здание, расположенное в самом центре Саратова, капитально отремонтировать или хотя бы немножко привести в божеский вид, общежитие отчаянно сопротивлялось, как иной бродяга, которого как не корми, он непременно сбежит к себе на помойку, и будет там чувствовать себя припеваючи и даже счастливо. Но студентам и это затрапезное здание казалось раем. Потому, что в нем, как им порой думалось, витал дух почти абсолютной свободы. А за его стенами жили в основном люди всего боящиеся, которым набитый продуктами холодильник в квартире был важнее любой правды, любой справедливости. Только студенты, молодые энергичные люди с бурно развивающимися мозгами, могли позволить себе высказывать сомнения по многим вопросам обустройство жизни. Зная при этом, что стукачей вокруг хватает. И в деканате все подробно и о каждом известно. Но большинство преподавателей, хотя и состояли в КПСС, очевидно сами, не испытывали особой любви к социалистическим порядкам и сквозь пальцы смотрели на студенческие вольности, зачастую граничащие с откровенным диссидентством…
В Советском Союзе 7 ноября считалось самым главным, самым священным праздником. Именно в этот день в 1917 году матросы пальнули с крейсера «Аврора» по Зимнему дворцу, дав команду к штурму последнего оплота Временного Правительства, которое, никем не защищаемое, за одну ночь было низложено революционными рабочими и солдатами. Именно за это многие десятилетия простые граждане страны Советов пили водку или портвейн, закусывая селедкой или тефтелями из консервных банок. А всевозможное начальство потягивало на банкетах коньячок с той же водкой под осетровый балычок и салями. Впрочем, когда напивались и те и другие, иногда на улицах случались искренние братания между пролетариатом и авангардом пролетарской партии. И были даже случаи, когда пьяный в дупель парторг какого – нибудь тракторного завода менялся своей бобровой шапкой с собачьим треухом слесаря из сборочного цеха. Да и плакаты, всюду висевшие дружелюбно гласили: «Народ и партия едины».
Но прежде, чем пройтись в колоннах демонстрантов по улицам городов и весей необъятной страны с красными флагами и портретами партийных вождей, накануне главного священного праздника всюду организовывались субботники и воскресники. Если конечно уличный мусор не успевал укрыть от глаз начальства рано выпавший снег.
За пару дней до празднования 64 годовщины Великого Октября ближе к вечеру, в комнату общежития, в которой Володя Штормин, жил со своими однокурсниками вошел мужик средних лет в крестьянском тулупе нараспашку, в норковой шапке набекрень.
– Здесь живут первокурсники биологического факультета? – спросил он будничным голосом.
– Здесь.
– Ребята, выручайте, надо срочно погрузить мусор во дворе общежития. Машина уже стоит, лопаты я на всех получил.
Студенты быстро оделись и отправились за «тулупом» на выход. Также быстро разобрали шанцевый инструмент и вшестером с азартом принялись за работу, обмениваясь между собой веселыми шутками и прибаутками. «Тулуп» стоял рядом, наблюдал, молча, и вдруг его осенило, что первокурсники восприняли его как завхоза или просто рабочего административно – хозяйственной части университета. Не статусно он был одет, да и никак не представился перед ними. Потому и шутили парни довольно откровенно, не обращая внимания на мужчину. Он внимательно слушал, а потом обиженно произнес:
– Ребята, а я ведь не завхоз.
– Да нам как – то все равно, – ответил один из ребят и вновь продолжил рассказывать анекдот.
– Я проректор по административно – хозяйственной работе.
Студенты переглянулись. Слово «проректор» звучало внушительно.
– И еще я преподаватель кафедры Истории КПСС, кандидат наук, доцент.
– Историк, – присвистнул Штормин.
– Историк, – подтвердил тулуп. – Не верите?
Студенты пожали плечами.
– Ну, вы можете задать мне любой вопрос на историческую тему. И поймете, что я говорю правду. Например, я могу рассказать вам о том, как на II съезде партии произошел идейный раскол между Лениным и Мартовым. Хотите?