Побеги древа Византийского. Книга первая. Глубинный разлом
Шрифт:
На сцену вышла высокая, прямая как жердь дама в зелёном платье из панбархата и, глядя поверх голов сидящих, объявила:
– Начинаем наш концерт! Глинка. «Ноктюрн ми бемоль мажор». За роялем – Дарья Новосельская.
Михаил выпрямился и застыл. Из-за портьеры показалась Даша – тоненькая, порывистая, смущённая – она поклонилась и уселась за инструмент. Несколько мгновений девушка сидела, прислушиваясь к себе, словно рождая внутри звуки, которые сейчас должны прозвучать. Вдруг легко коснулась клавишей длинными, тонкими пальчиками, и чистая, светлая мелодия наполнила зал. Она то взлетала высоким аккордом,
Михаил сидел не шевелясь, казалось, он даже не дышал. Павел повернулся к нему, хотел что-то сказать, однако, увидев неподвижное лицо друга, только покачал головой.
Прозвучал последний аккорд. Даша встала, окинув зал невидящим взглядом, и поклонилась. Тишину взорвал зрительский восторг. Михаил вскочил, ему показалось, что Даша заметила его. От хлопанья у него покраснели ладони. Девушка ещё раз поклонилась и исчезла за занавесом. Зал нехотя затихал.
Вновь на сцене появилась высокая дама и объявила следующий номер:
– Чайковский. «Старинная французская песенка». Исполняет Екатерина Комнина.
Катенька живо выскочила на сцену. Улыбаясь, сделала книксен и подлетела к стоящей около рояля арфе.
– Твоя сестрёнка? – спросил Павел, хотя и так было понятно, что это Катя.
– Да, она, – улыбаясь, ответил Михаил.
– Симпатичная. Познакомишь?
– Конечно.
Раскованная, свободная и независимая Екатерина заметно отличалась от своей скромной подруги. Тихо зазвучали струнные переливы, и полилась плавная, волнующая мелодия. Вместо холодных петербургских каменных громад перед взором Михаила возникли родные тёплые просторы Полтавщины: усадьба, конюшня, мягкие и влажные губы Буцефала, когда он благодарно принимал с его ладони горбушку. И так захотелось туда, в родной дом, побродить по окрестным лугам и рощам, ускакать далеко-далеко на вороном жеребце, спешиться на скошенное поле, броситься в стог и зарыться лицом в духмяное сено…
Очнулся он от грохота аплодисментов и толчка в бок.
– Ты что, заснул, Мишель? – улыбнулся Павел.
– Да так… Навеяло что-то. Будто Катюшка перенесла меня в наше имение на Полтавщине.
– Здорово играла, молодец у тебя сестра! Красивая, да ещё так прекрасно музицирует! – с восхищением произнёс друг.
После концерта Катя бросилась сначала на шею отца, потом подхватила за руку Дашу и подвела к молодым людям. Михаил обнял сестру, повернулся к её подруге, взял тонкую руку и прижался к ней губами:
– Вы замечательно играли, Дашенька!
Девушка смутилась, но тотчас нашлась с ответом:
– Это вы замечательно слушали, Михаил.
– Увы, нам редко выпадает возможность послушать музыку. Вы доставили мне несравненное удовольствие!
Даша смутилась окончательно и теперь не знала, что сказать.
Положение спасла неутомимая Катенька:
– Мишель, а что ты нас со своим другом не познакомишь?
– Ах да, прошу прощения! – Михаил благодушно повёл рукою сначала в сторону сестры. – Это Катя.
Девушка, состроив любезную улыбку, присела в книксене.
– Павел.
Камер-паж щёлкнул каблуками.
– А это Даша.
Девушка сделала книксен, опустив голову, видимо, не оправилась ещё от смущения.
– Павел. – Друг Михаила щёлкнул каблуками и кивнул ей в ответ.
– Господа камер-пажи! – звонко воскликнула Катя. – А не угостите ли вы ваших дам чем-нибудь вкусненьким? Буфет ждёт! – И показала рукой в сторону боковой гостиной.
Такого обилия закусок и напитков девушки ещё никогда не видели. Питание в институте было весьма скудным, воспитанницы всё время мечтали о лишнем куске хлеба, а ложась вечером в холодную постель, плакали от голода. В посты случались голодные обмороки, в лазарете иногда не хватало мест для больных. Но сейчас их глаза разбегались от мясных деликатесов, сыров и колбас всех сортов, вкусных пирожков, копчёного угря, зернистой и паюсной икры, консервов из омаров, паштетов из дичи, шоколада, нарзана, лимонада, водки, коньяка и даже заграничного шампанского.
Спустя несколько минут они уже наслаждались тёмно-коричневым балыком, пробовали тонкие ломтики буженины и румяно-копчёную телятину, запивая всё это лимонадом в запотевших бокалах. Даша потянулась было за аппетитными конфетками с печеньем, но тут опомнилась Катя:
– Дашутка, скоро танцы, а мы ещё не готовы! Бежим, пока нам не досталось!
Подруги ретировались, оставив камер-пажей в задумчивости.
– Сестрёнка твоя – необыкновенная девушка! – снова восхитился Павел. – В ней какая-то неудержимая энергия! Всех вокруг заряжает.
– А Дашенька такая милая и скромная, такая тихая и приветливая… Хочется защитить её от всех напастей, – добавил Михаил.
Друзья посмотрели друг на друга и весело рассмеялись.
Взглядом Михаил нашёл отца и направился в его сторону.
– Батюшка, вы не представляете, какой здесь богатый буфет! Мы сейчас были там с Катей и её подругой.
Константин Михайлович повернулся к сыну, оторвавшись от разговора со знакомыми:
– А знаешь ли ты, на какие средства он организован? Как и весь выпускной.
Михаил недоверчиво уставился на князя: его уже осенила догадка, но он не желал признать её.
– Неужели… вы, батюшка?!
– Да-да. Я пожертвовал солидную сумму, – кивнул отец и едва слышно добавил: – Чего не сделаешь ради любимой дочери.
– Бал! Бал! – раздался громкий голос распорядителя, и Михаил с Павлом ринулись в огромный танцевальный зал, где вдоль стен уже выстраивались в линию молодые люди в чёрных тройках и кадеты, юнкера, офицеры в мундирах. Кучками стояли родители, преподаватели, приглашённые гости. Все замерли, ожидая выхода воспитанниц.
Откуда-то сверху донеслись приглушённые звуки оркестра. Музыкантов не было видно, и казалось, что музыку издают высокие белые колонны, ею гудят и вибрируют стены.
Под торжественные звуки полонеза тяжёлые двери отворились, и, плавно скользя по паркету, во всём белом, одна за другой, показались юные выпускницы. Создавалось ощущение, что из обрамлённого тяжёлыми шторами проёма, словно из сказки, выплывают на поверхность зеркального паркетного озера грациозные лебеди с гладко зачёсанными головками. Девушки остановились напротив взволнованных юношей, а те горящими от нетерпения глазами разглядывали нежные создания, с которыми им предстояло соприкоснуться в танце.