Побочная Судьба
Шрифт:
2
Орфей.
Я даже мечтать не могла когда–нибудь побывать там. Всех высокопоставленных существ, соизволивших посетить это место, изображали на картинах и вешали их в коридорах. Кто только не посещал Орфей! И Бароны, и Матери с Сёстрами Сената, и Грандерилы, и, говорят, сам Мёртвый Узурпатор был когда–то здесь, правда, до того, как развязать войну. Вот только во время войны картины снимали и прятали, так что не все именные таблички пережили тысячелетнюю бойню, потому среди многочисленных безымянных портретов отыскать Мёртвого Узурпатора уже было не суждено. Он мог быть кем угодно, выглядеть кем угодно, может, он был даже не
Мы шагали по просторному коридору гигантского корабля «Орфей», который был в два раза больше имперского дредноута «Затмение», на котором когда–то Ориас отправился к одной из алых планет для её усмирения. Величественное, древнее судно, бороздившее космос несколько десятков тысяч лет. На гладких бортах стояли искусные статуи отличившихся Герцогов и Матерей Сената, Баронов и крылатых врасов, погибших от руки Узурпатора. Если Оникс победит в выборах, то и его фигура будет украшать «Орфей».
Слева открывался вид на рыже–алую с голубыми прожилками туманность с рассыпавшимися белыми звёздами. Она напоминала чей–то глаз, что неустанно следил за нами. Сам коридор был отделан редким красным камнем с чёрными и золотыми прожилками, последние светились мягким жёлтым светом, озаряя картины в резных рамах за толстым стеклом. На потолке примостилась переливающаяся и двигающаяся фреска с айовами, ныряющими в пространство космоса и выныривающими в другом месте. Именно на их основе и были созданы телепорты, Поезда и «Пристанища».
Мы не спешили, разглядывая картины и не волнуясь, что нас кто–то увидит. Этот коридор вёл прямо к той самой центральной ложи (да–да, тут есть и отдельные коридоры для каждой ложи), да и судя по времени, у нас ещё оставалось минут пятнадцать до самого концерта.
На картинах попадались суровые лики Матерей Сената, были золотоглазые Бароны, чья красота ослепляла даже через холсты, Герцоги (в основном это были серебряные хиимы), попался даже один мужчина из расы самого Оникса, оказавшийся генералом во время войны с Мёртвым Узурпатором, который, правда, не пережил её. Но больше всего я задержалась у картины с Матерью Орика; тут она была ещё молодой. Серое лицо без единой морщинки, лысая голова с чёрными пятнышками и причудливым головным убором, две пары алых глаз с длинными чёрными ресницами и ласковая, но холодная улыбка, почти обнажающая железные зубы. Пожалуй, она единственная из всего этого коридора портретов была до сих пор живой.
– Скучаешь по ней? – негромко поинтересовался Оникс. Видимо, меня выдали глаза.
– Немного… она любила как могла, но эта любовь душила меня, – призналась я, печально смотря на такое родное и знакомое лицо, от которого щемило сердце. – Если она считает, что мне грозит опасность, она будет держать меня взаперти до тех пор, пока не пройдёт опасное время. А на это может потребоваться годы… для неё это миг, для меня же почти вся жизнь.
Я вздохнула, подняв руку и коснувшись пальцами стекла с картиной Ти'сш'И. Меня не пугали её железные зубы, внимательные и чуткие глаза, даже этот жуткий протез в виде паучьих лап – у неё был и нормальный, но как–то я сказала ей, что так она выглядит куда солидней и грозней, и с тех пор Мать Орика не меняла его.
– Каждый любит по-своему, – заметил Оникс.
– Знаешь, это меня и пугает. Такая любовь может сгубить и сломать…
Отпрянув от картины, я зашагала дальше, сцепив на
Взгляд зацепился за одну из картин, заставив нахмуриться и подойти к ней. С виду она ничем не выделялась: такой же портрет, только на нём было трое. Женщина и двое мужчин: она сидела в кресле, двое других стояли у неё за спиной. Они походили на врасов своими плавными чертами лица, закруглёнными ушами и даже разрезами глаз, но ни хвостов, ни крыльев у них не было. Мужчины были с загорелой кожей и волосами со светлыми выгоревшими прядками, кожа же женщины была покрыта золотистым загаром, но волосы у неё были чёрные, забранные в простую причёску и волнами спускающиеся на открытые плечи. Платье было под цвет глаз: небесно–голубое с синими прожилками и серебряными нитями.
Под картиной не было никаких табличек. Однако я едва обратила на это внимание, смотря на странные линии на щеках существ, идущих от уголков их губ и заканчивающиеся на скулах, из–за чего казалось, словно они улыбаются. Оторвав взгляд от женщины, которая показалась мне смутно знакомой, я взглянула на её спутников, распахнув от удивления глаза и схватив стоявшего рядом Оникса за руку.
– Кайон…
Герцог заметил это раньше меня, хмуро смотря на картину с прищуренными глазами.
Справа от женщины стоял Кайон, только какой–то гордый, с загорелым лицом и надменным взглядом – сейчас от картинного Кайона не осталось и следа. Он гниёт в темнице Серфекса, лишённый крыльев и, скорее всего, рассудка.
– Эта женщина… – негромко произнёс Оникс, шагнув вперёд и переведя взгляд с неё на меня. Его глаза удивлённо расширились. – Вы похожи.
Я издала не то смешок, не то странный вздох.
– Что? Этого же не может… – последние слова пришлось проглотить, вновь взглянув на женщину. Звёзды, у неё были мои глаза! И такие же чёрные волосы, как у меня когда–то…
«О, нет, ты – она, – растягивает губы Кайон. – То же лицо, те же глаза, даже телосложение и… крылья. Просто ты не та Ассандра, немного другая… но ты – она».
– Звёзды…
У меня подкосились колени, и Оникс обнял меня, не дав упасть на пол. Я едва обратила на это внимания, смотря на женщину с моим лицом, с моими глазами… Ассандра. Кайон сделал меня на её подобие, изменив пару деталей. Но это не меняет одного: я запрещённый клон этой женщины. Клонировать разумных существ строго настрого запрещено, иначе крылатые врасы не были бы на грани исчезновения, да и Оникс не был бы единственным из своего вида. Однако Кайон переступил порог и клонировал.
– Это Ассандра… – прошептала я, не сразу поняв, что заговорила на языке своей расы. С силой сглотнув и взглянув на Оникса, я произнесла: – Эта та самая женщина, что командовала Кайоном.
– Чьё имя практически не переводится? – вспомнил он.
Я кивнула, и мы взглянули на женщину.
Ассандра. Я её копия, наверное, будь у меня чёрные волосы и избавься я от шрамов на лице, нас было бы не различить. Правда, до красоты Ассандры мне ещё жить и жить, вот только вопрос – сколько?