Побочная Судьба
Шрифт:
– Надо найти её по базе данных, если её имя не засекретили, – разрушил тишину Оникс, аккуратно подняв меня на ноги. – Значит, Кайон ещё занимался клонированием… кроме удвоения срока ему уже вряд ли что–то светит.
– Чем он только не занимался, – даже не пытаясь сдержать горечь и яд в голосе, прошептала я, испепеляя взглядом запечатлённого на картине Кайона. – Жаль, что я снова ему крылья вырвать не могу…
– Он уже получил то, что должен был, – заслонив собой картину, твёрдо произнёс Оникс. Его рука всё ещё находилась на моей талии, а вторая держала за руку. – Мэлисса, взгляни на меня.
Я нехотя перевела взгляд на Герцога, сжав губы и стараясь вновь вернуть себе равновесие. Его поразительно спокойные и рассудительные глаза притушили мой гнев, заставив
– Дай мне время, – негромко произнёс Оникс, наклонившись ко мне и заставив сердце в груди снова забиться быстрей. – Хотя бы три недели. Даже если я не смогу возглавить Содружество на выборах, я попытаюсь отыскать твою расу.
– Зачем? – почти что отчаянно прошептала я. – Зачем тебе это?
Он на несколько секунд закрыл рубиновые глаза.
– Я хочу хоть что–то сделать правильно, – шепнул Оникс, вновь взглянув на меня. – После всего, что я сделал и пережил, я искал хоть где–то справедливости, слишком поздно поняв, что вершить её придётся самому. Я готов к последствиям, но мне нужно время.
Я растерянно моргнула, не так уверенно сжав пальцы на его ладони и всё же заставив себя кивнуть. В душе зародилась надежда, что Герцог сможет мне помочь, что он найдёт что–то про Ассандру и войну, случившуюся больше тысячи лет назад. Почему мою расу засекретили? Почему погрузили в сон? Что такое сделала Ассандра, раз про неё все взяли и забыли? Она не оставила своего явного следа в истории, однако картина с её лицом висит здесь, прямо передо мной. Она когда–то ходила по этим коридорам. Когда–то я была ею.
– Пойдём, – с силой оторвав взгляд от лица женщины, прошептала я. Мне было страшно оставаться здесь и дальше.
Оникс отпустил меня, отстав на пару секунд, видимо, сканируя портрет, прежде чем догнать уже у дверей. Те распахнулись, впустив в просторную полукруглую ложу, окаймлённую золотом и алым цветом. Бархатные шторы с вышитым в ручную узором свисали с высокого потолка, а кресла были специально поставлены в тень, чтобы никто не увидел нас. Миновав их, я поражённо застыла на краю, коснувшись пальцами позолоченного резного бортика и смотря на полностью стеклянный потолок с ажурной решёткой, которая, однако, не мешала рассмотреть космос. Далеко же внизу (наверное, мы были на высоте двадцатиэтажного дома) отливали рыжими и багровыми бликами кресла, а так же громадная сцена, укрытая портьерами. Балконы, такие же украшенные и затемнённые, находились по обе стороны от нас, но значительно ниже.
– Наверное, статус Герцога даёт особые преимущества, – повернувшись к Ониксу, усмехнулась я.
– Всё зависит от того, какой ты Герцог, – задумчиво произнёс он, взяв со столика бокал с цветочным шампанским и опустившись в кресло. Его багровые глаза так и сверкали, ловя отсветы света. – До меня был Герцог, который собственноручно отправлял своих подданных, не заплативших вовремя налог, в Каратал. – Он говорил про чёрную дыру, находящуюся в его галактике Чёрная Тайна – весьма подходящее название, не находите? – Так что, по сравнению с ним, я не настолько жесток, но, возвращаясь к моему прошлому – я хуже него.
Я облокотилась спиной об бортик балкона, скрестив на груди руки и подняв голову на невозможно красивый и притягательный космос. Как жаль, что он настолько холоден и грозен, что убивает каждого, кто в нём окажется.
– Мать Орика когда–то читала мне сказки про добрых и хороших рикилей, – негромко начала я, чувствуя на себе взгляд Оникса. – Один из них был рудокопом, добывающим металл в подземной реке, а второй его хозяин, который жил на этом. И этот хозяин забрал у первого рикиля невесту, и второму пришлось пройти жестокое испытание и доказать, что он её достоин… детская сказочка про добро и зло, основанная на правдивой истории, которая уже не такая красочная. Дело в том, что рикиль–рабочий всё время добывал металл и постоянно был в ужасном настроении, и, приходя домой, бил свою невесту, которую забрал к себе его хозяин и пальцем не прикасался
Над головой вспыхнула и покатилась звезда, скрывшись спустя пару секунд. Я проследила за ней тоскливым взглядом. Вроде крылья есть, могу взять и улететь в любой момент, но словно цепи держат меня на земле, не давая упорхнуть. Я давно не летала – на Файе теперь это вряд ли возможно, учитывая, что слуг прибавилось за последнее время. А в других мирах я практически не бываю одна.
– Чёрное, белое… – произнёс Оникс, допив шампанское. – Ты вряд ли будешь задумываться, сажая убийцу в Серфекс, что хорошего он сделал. Мы не обращаем внимание на добро, только на зло. Зло легче запоминается, его много… если бы Мёртвый Узурпатор массово помогал мирам, это бы даже в историю не внесли, а когда он развязал войну, его запомнили на долгие тысячелетия. Все забывают, что крылатые врасы не только первыми приняли на себя удар, но и помогали ближайшим мирам спастись, однако запомнили только их трусость и «никчёмное самопожертвование». Ничего не меняется, Мэлисса, даже за миллионы лет. Мы всё так же пытаемся отыскать подвох и радуемся, когда его обнаруживаем, неважно даже, что страдаем из–за этого. Для нас зло стало смыслом жизни, а добро… кому оно нужно, как не слабым?
Оникс был прав, как ни прискорбно это осознавать.
Отпрянув от бортика, я села в своё кресло, и как раз вовремя – свет потух, и теперь только далёкие звёзды озаряли нас своим блёклым светом.
– Ты не светишься, – наклонившись ко мне, заметил Оникс.
– Не так давно перестала, – тихо шепнула я в ответ.
Узоры на моей коже перестали светиться вот как недели две–три, так что радовать Айну и Лаи своим свечением и подрабатывать для первой светильником я наконец–то перестала. С другой стороны я как–то привыкла по ночам разглядывать странные узоры на своём теле, и сейчас, без них, было как–то… пусто.
Из глубин зала раздалась музыка, и громадные портьеры на сцене раздвинулись. Я тут же позабыла о своём собеседнике, заметив переливание голубовато–золотых перьев. Фениксы.
– Почему…
– Всё в порядке. Они не загипнотизируют нас своим голосом.
Хотела бы я в это верить, стиснув на подлокотниках пальцы.
Я как–то встречалась с пленённым Фениксом на Этажах, которого Цербер приказал убить. Она подрабатывала своим голосом, гипнотизируя и отвлекая внимания от воришек, которые обчищали карманы клиентов. Что ж, посмотрим, как всё будет на этот раз.
Фениксы, эти прекрасные существа, покрытые с головы до пят перьями всеми оттенками голубого и лазурного цветов, запели. Я прислушалась к себе, с облегчением отметив, что меня не пленил их голос как в первый раз, так что можно себе позволить расслабиться.
Фениксы вещали о старинных, как сама Вселенная, существах, прорезающих ткань космоса – айовах. Это была красивая, печальная и временами кровавая ода. На айовов когда–то охотились ради их бесценной шкуры, сократив популяцию настолько, что в живых остались только четыре особи. С тех пор айовы стали священными животными, и они постепенно расплодились, однако их всё ещё не так много – чуть больше трёх или четырёх десятков. За всю жизнь у айова бывает только один детёныш, и если он умирает, то родители, ослеплённые горем, отстают от стаи и перемещаются на конец Вселенной, где и сами умирают.