Поцелуй бабочки
Шрифт:
И тут начинается уморительная погоня по строительным лесам, сопровождаемая непрекращающимся хохотом всех, кто наблюдает эту сцену. Беглец и преследователь носятся по этажам, при этом ловкий Наглюков ухитряется еще и подзадоривать Леонтия Андреевича разными шуточками, вроде того что, дескать, не слишком ли торопится он воспользоваться предложением Юры…
В общем, все веселятся от души вплоть до той минуты, когда Наглюков запутывается в какой-то проволоке. Он запутался, а крановщик как раз проявил известную сноровку и настиг его. Тогда Юра делает мощный рывок, но падает, а Леонтий Андреевич заносит над ним лом и попадает как раз по голове… так что во все стороны летят брызги, будто он саданул по арбузу. Только в отличие от арбуза брызги теплые — некоторые почувствовали это потому, что капли попали им на лицо и другие открытые участки тела.
Смех, естественно, смолкает, поскольку уже не до шуток, а Леонтий Андреевич тяжело дышит, видимо утомленный погоней по лесам.
Тут, конечно, милиция, «неотложка», но… дело сделано, время назад не отмотаешь. Остается только сожалеть о неудавшемся юмористе и удивляться жестокой фантазии провидения: живет человек, шутит, строит рожи… и вот уже нет его. А этот только что галантно целовал даме ручку, а через минуту он уже убийца, преступник, и сидеть ему в тюрьме не пересидеть. Жена его умирает от горя, а престарелую мать погибшего шутника разбивает паралич…
Для безучастного сострадания в подобных случаях принято употреблять леденящее душу слово «судьба». Что я и делаю с отвращением: «Судьба, господа», — пойдите поспорьте с ней.
У ИСТОКА
«В деревню Волговерховье едет патриарх всея Руси». Благая весть явилась как дуновение ангела — непонятно как и неизвестно откуда. Сейчас же последовали чудеса.
Точно с неба свалился бульдозер с прицепом гравия и засыпал две злополучные ямы, делавшие дорогу в деревню непригодной для движения транспорта.
Не успел стихнуть рокот бульдозера, как, шурша по свежему гравию, в деревню въехали два «мерседеса». Из машин вышли несколько начальственных фигур. Окинув взглядом исток, лес и заколоченную церковь, одиноко стоящую на пригорке, фигуры о чем-то посовещались и уехали, провожаемые робкими взглядами поселян.
Прошла неделя, патриарх не явился, но чудеса продолжались — возле магазина поставили общественный туалет.
Сколоченный из отличной необрезной доски туалет был выполнен в архитектурном стиле, широко известном в швейцарских Альпах под названием «шале». Неподалеку от туалета расположили мусорные ящики, а в магазин завезли диковинные продукты, среди которых особенно выделялась китайская вермишель быстрого приготовления, рассеявшая последние сомнения, — маловеры, утверждавшие, что «в гробу патриарх видел Волговерховье», притихли. Стало ясно — приедет.
Еще две недели прошли в напряженном ожидании. Встречать патриарха народ собирался каждое воскресенье. Сидели на пригорке у церкви и ждали.
Настало третье воскресенье, солнце взошло как обычно. Прошла утренняя дойка, и тут за лесом послышался треск мотора, на дороге показался мопед почтальона Ковалова.
— Сегодня ждите, — сообщил Ковалов. — Точно прибудет.
Вслед за Коваловым появился Сергей Фокин — местный краевед и добровольный хранитель полуразрушенного храма, доставшегося ветхой деревеньке в наследство от тех времен, когда у истока действовал монастырь Святой Ольги, а в самом Волговерховье были маслобойня, кузница, почта и другие блага цивилизации.
Потом времена изменились, монастырь переименовали в сельхозартель, утварь вывезли, церковь заколотили. Маслобойня и почта исчезли сами собой, так что ко времени визита патриарха в деревне оставались две действующие достопримечательности: исток великой реки, укрытый часовней, и московский писатель-юморист, купивший под дачу старый поповский дом, стоящий напротив храма.
Пространство между истоком, церковью, новым туалетом и писательским домом как раз и образовывало поляну, на которой взволнованные селяне ожидали гостей.
— Доброго здоровья! — приветствовали они подошедшего краеведа.
Фокин молча проследовал к дому писателя. В руках его была картонная папка, и по всему видно было, что визит не праздный. Писатель, как обычно, сидел на веранде, откуда, как с командного пункта, обозревались стратегические просторы Валдая, и строчил на машинке.
— Какие новости? — поинтересовался он, не отрываясь от работы.
— Едет, — сказал Фокин.
Писатель издал загадочное «хм», напечатал точку и снял очки.
— Ну и какие проблемы?
— Просьба у меня, Борисович, — сказал краевед, открывая папку. — Я тут петицию накропал.
— Патриарху?
— Патриарху. Насчет храма, а то рухнет, не ровен час.
— Рухнуть может, — согласился писатель, — надел очки и углубился в изучение документа, время от времени вздыхая каким-то своим мыслям.
— Плохо? — поинтересовался Фокин.
Писатель покачал головой.
— Длинно, брат. Начальству надо писать коротко и определенно, а ты размазываешь сопли по столу — кто когда ремонтировал да реставрировал. Много лишней информации. Пиши: храм ветшает, необходимо менять кровлю, остеклять окна, средств нет, прошу помочь материалами и деньгами. А история вопроса — все в корзину. И потом, что это за обращение: «Дорогой патриарх»?
— А как надо?
Писатель задумчиво почесал небритую щеку.
— Может, «ваше преосвященство»? Или «святейшество»?
Фокин повернулся к землякам, сидящим у церкви. На пригорке как раз шел оживленный спор — местный забулдыга Веня, сегодня неестественно трезвый, обличал начальство:
— Сейчас патриарх разберется тут с некоторыми!.. — злорадствовал пьяница. — Ох разберется!..
— На себя посмотри, алкаш, — отвечали деревенские.
Фокин вмешался в дискуссию.
— Кто у нас тут верующий? — спросил он. — Есть такие?..
Народ отозвался утвердительным гулом, верующими оказались все.
— Кто знает, как к патриарху обращаться?
Деревенские молча переглянулись.
— А как обращаться, «батюшка», ясно дело, — сказала старуха Ефремовна.
Фокин с досадой отмахнулся.
— Какой он тебе батюшка, старая дура!
— Ну вот что, давай сюда твою челобитную! — не выдержал писатель. Выдернул из машинки листок, заправил новый, пожевал губами, собираясь с мыслями. — Писать будем: «Уважаемый патриарх», — сказал сатирик и застрочил с невероятной скоростью, а когда кончил и поставил точку, раздался крик: «Едут!»