Поцелуй бабочки
Шрифт:
Я рассуждаю таким образом, а «молодые» тем временем освободились от мусора и, будучи в полной уверенности, что их никто не видит, начинают игрища.
Это уже интересно. Беру бинокль, и что же я вижу? На моих глазах между кладбищем, химкомбинатом и мусорными бачками силами двух уродов натурально разыгрываются сюжеты из райских кущ.
По правилам жанра Бобкина супруга резво бегает вокруг избранника своего сердца, как молодая козочка… Отбежит, остановится и, повернувшись к любимому, бросает на него горячие, призывные взгляды, как бы приглашая, дескать, «а ну-ка догони!..». Бобка же нетороплив и солиден. К шалостям супруги снисходителен…
«Ах
Шутливо хлопая супругу по плоскому заду, Бобка что-то выговаривает ей, как озорному ребенку, про себя, вероятно, думая: «Огневая у меня девка!»
Этого мало. Под конец Бобка откладывает таз в сторону, и влюбленные дурачки уже обстоятельно и надолго сливаются в страстном поцелуе…
Ну что ты скажешь? Несчастные уроды целуются, милуются и вообще выглядят совершенно счастливыми, в то время как полноценные граждане буквально дохнут от тоски и одиночества. Справедливо ли это?
Откладываю бинокль, иду спать.
ВОСХОЖДЕНИЕ ПРАВЕДНИЦЫ ИЛИКАНИДЫ
Когда на валютном счету Евгения Андреевича Пуртова пошел двадцать шестой миллион, его жена Виктория Алексеевна поверила в Бога. Бог представлялся ей печальным и очень худым. Ощутив прилив религиозного чувства, Виктория Алексеевна без промедления поехала в Никольский собор, где долго и усердно крестилась перед золотой иконой, понравившейся ей больше других, потому что Бог на ней был одет и смотрел прямо в глаза Виктории Алексеевны строгим взглядом. Под конец она прослезилась и воском испортила новый костюм от Готье, но не огорчилась. «Какая чепуха!» — подумала она. А горничная все ахала и причитала, оттирая с юбки несмываемые пятна.
Дальнейший путь Виктории Алексеевны к Богу был полон испытаний и тревог. Поначалу она пожертвовала тысячу баксов на Свято-Троицкий собор, завела в доме иконостас, стала поститься и посещать церковь, строго требуя того же от прислуги. Затем настояла на том, чтобы муж вытравил неприличные татуировки на видных местах, после чего совершила паломничество в Святую землю и там приняла крещение новым, истинно христианским именем Иликанида. Крестильную иконку в виде медальона, заключенную в простенький, шестидесятикаратный оклад, специально изготовленный по ее заказу, с тех пор не снимала. Домой вернулась наполненная и просветленная.
Теперь, когда гувернантки по утрам приводили дочь, осеняла ребенка крестным знамением, кротко приговаривая: «Храни тебя Господь!» Воспитателей обязала читать ребенку Библию.
Укрепившись в вере, Виктория-Иликанида испытала непреодолимое желание делать добро. Захотелось, сидя у изголовья тяжелобольного, менять ему компрессы или одаривать малолетних сирот… Хотелось жалеть, сострадать и возлюбить врага своего, как самого себя, но врагов у праведницы Иликаниды не было, а люди вокруг роились корыстные и алчные, ни жалости, ни сострадания не вызывающие.
С пониманием относясь к нравственным исканиям жены, Евгений Андреевич пытался устроить супругу посудомойкой в благотворительную столовую, открытую работниками дипломатического корпуса, но туда допускали благотворителей рангом не ниже жен вице-консулов стран дальнего зарубежья. Исключение не сделали даже для Иликаниды.
Тогда обратились к прачке Алевтине, у которой была куча многодетной родни, и несколько дней спустя на скромной дворницкой «Волге» Иликанида поехала куда-то на окраину, где проживал бедный Алевтинин племянник. Там её ожидал накрытый стол и празднично одетые домочадцы. Хозяин дома учтиво раскланивался, называя Иликаниду «мадам», и почему-то громко щелкал каблуками. Пахло от него водкой и еще какой-то дрянью. Иликанида оставила стодолларовую бумажку и уехала неудовлетворенная, а на следующий день подарила массажистке прошлогоднюю шубу, но это принесло лишь новые огорчения — через неделю она увидела подарок на аукционе. Рядом красовалась табличка: «Лот 64. Канадский соболь. Мезон Суаре от-кутюр». Оскорбленная, Иликанида строго выговорила аукционера за обман — соболь был норвежский — и покинула аукцион. Массажистка получила расчет.
Грубые, недобрые люди смыкали кольцо окружения вокруг Иликаниды, но она, как обыкновенная прихожанка, продолжала ходить в церковь, безропотно принимая удары судьбы, и Господь отметил Свою смиренную дочь: нечаянная радость явилась после литургии в Светлое Христово воскресенье. Храм был полон прихожан, читали акафист. Иликанида уже направилась к выходу, осушая слезы, но что-то остановило ее.
— Да пребудет благо-о-е твое-е-е! — пропел в голове Иликаниды ангельский голос. Она подняла глаза, «благое» предстало в виде старушки.
«Оно!» — громом поразило Иликаниду.
Старушка была маленькая, отчего казалась еще несчастней. И одета была, как и подобает верующей прихожанке, бедно, но чисто и аккуратно. Скромно опущенные глаза светились кротостью. Покупая свечу, старушка долго считала медяки, потом отошла к иконе Николая Чудотворца.
Как будто чья-то рука подтолкнула Иликаниду.
— Христос воскрес! — сказала она, подходя к старушке.
— Воистину воскрес.
Они трижды поцеловались. Волна нежности окатила Иликаниду. Ночью ей приснился белый человек с цветком в руке.
«Моя душевная подружка» — так называла Иликанида свою новую знакомую Антонину Арсеньевну, лаская и одаривая старушку.
«Не от меня, от Бога… Все в руках Господних», — приговаривала она, не желая слушать слова благодарности.
Антонина Арсеньевна платила ей искренностью и пониманием. Совсем простая женщина, она удивительно тонко чувствовала мятущуюся душу Иликаниды…
«Бог тебя отблагодарит», — говорила она, называя Иликаниду милой и доченькой. В храме и на крестном ходе они всегда были рядом, уходили под руку. Иликанида подвозила старушку к угрюмому серому дому, где она жила с многочисленным семейством дочери, потом ехала домой. Про семью Антонины Арсеньевны говорила неохотно. На вопросы о родственниках вздыхала: «Господь им судья!» Про зятя сказала: «Пьет, сердечный…»
Столько в этих простых словах было горького смирения, что Иликанида в приливе чувств сняла с себя заветную иконку и, не слушая возражений, надела на старушку. И ни тени сожаления. Ночью ей приснился ангел.
Счастье делания добра поглотило Иликаниду без остатка. Подтверждением тому список ее благодеяний, составленный бухгалтером Орловичем сугубо по его собственной инициативе. Список включал одних только денежных пожертвований на праздники, дни рождения и именины на сумму более чем семь тысяч шестьсот пятьдесят американских долларов. Одежды верхней всего четырнадцать единиц плюс норковый палантин. И нижней более сорока предметов. Товаров личной гигиены, косметики, а также предметов религиозной атрибутики, включая книги, кресты и свечки, всего на сумму более одной тысячи американских долларов… И многое, многое другое.