Поцелуй бабочки
Шрифт:
— Непременно, — подхватывает дама. — Ведь у вас дети, вы подумали об этом? Какой пример они видят перед собой: отец пьяница, мать любовников водит… А потом мы удивляемся, откуда такая молодежь.
«Точно Верка говорила: „баба засыплет“, — думает Валентина. — Надо было губы не красить…»
— …В общем, я категорически возражаю! — говорит дама.
— Это мы еще решим, — смягчает парторг.
— Я думаю, Иван Валерианович, вопрос надо решать однозначно, — настаивает дама. — Или Митрофанова прекращает свои сомнительные отношения с Калининым, или ни о какой Болгарии не может быть и речи!
С неудовольствием выслушав предложение, парторг обращается к председателю завкома:
— Виктор Федорович, почему вы молчите? Вы же выделили путевку Митрофановой… а теперь в кусты?
— Я бы довольствовался ее обещанием покончить с этим… делом… С этой связью, так сказать… Принимая во внимание многолетний стаж… и прочие заслуги… Митрофанова, вы должны пообещать… — мямлит Виктор Федорович, глазами посылая Валентине какие-то знаки.
Но Валентина уже ревет в голос и ничего не понимает.
Председатель завкома говорит еще что-то, подом долго выступает парторг и Очкарик. Секретарь возвращает ее к действительности:
— Обещаете? — спрашивает он.
— Обещаю, — шепчет Валентина сквозь слезы.
— Что обещаете?
— Больше не буду…
— Что вы как ребенок, Митрофанова: «буду — не буду»… Стыдно слушать, честное слово! — возмущается ветеран. — Можете вы сказать внятно и четко: я прекращаю эту порочащую меня связь! Категорически!
Валентина вытирает слезы.
— Прекращаю категорически… — соглашается она.
— Вот и молодец. И не нужна вам эта грязь!
— Не нужна грязь… — вторит Валентина.
Удовлетворенный ветеран откидывается на спинку стула.
— Еще вопросы будут к Митрофановой? — спрашивает секретарь.
Солидный, тот, который интересовался колхозом, поворачивается к Валентине. Говорит тихо и спокойно, так что понятно — это главный.
— С какими государствами у Болгарии общие границы?
Валентина выстреливает ответ как по писаному. Солидный удовлетворенно прокашливается.
— Молодец, видно, что подготовилась, — хвалит парторг. — Еще вопросы будут?
В приемную Валентина входит, вытирая дрожащими руками пот.
— Ну что?
— Что спрашивали?
— Пропустили?
— Ой, не спрашивайте, люди добрые…
Члены комиссии уже собирались расходиться, когда в комнате снова появляется Валентина.
— Аннулируйте! — решительно говорит она побелевшими губами. — Не согласна я!
— В чем дело, Митрофанова? — удивляется секретарь.
— Не согласна я! Аннулируйте!.. Пропади она пропадом, эта Болгария, обойдусь! — Обращается к женщине: — Все равно я Лешку не брошу, так и знай!
Выходит, хлопнув дверью.
Члены комиссии с удивлением переглядываются.
Дверь снова с шумом распахивается.
— И краситься буду! — кричит Валентина женщине. — В гробу я видела твою вонючую Болгарию! В задницу себе засунь!..
На мгновение исчезает, затем снова появляется так, что дверь едва не слетает с петель.
— Проститутка!
Последний удар двери как выстрел.
…Русский и болгарин братья навек!
ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ ПОЭМА
Галя учительствовала в Золотоноше, а Иван Петрович работал директором школы в Чигирине. Встречались в области на учительских съездах раз в году, а то и реже. При этом Иван Петрович всегда оказывал Гале всевозможные знаки внимания: занимал место в зале рядом с собой, добывал дефицитные методички… Обедали и ужинали они за одним столом, как старые друзья, привлекая к себе ироничные взгляды коллег-учителей, хорошо знавших, каковы нравы на педагогических конференциях.
— Представляешь, Галина Кирилловна, что о нас думают? — говорил Иван Петрович.
— Пусть думают, — спокойно отвечала Галя. — Важно, что есть на самом деле.
На самом же деле Галя не оставляла Ивану Петровичу никаких шансов. На попытки сближения отвечала с укором:
— Иван Петрович!.. Не стыдно? Женатый человек…
Иван Петрович виновато ежился.
— Не любишь ты меня, Галина Кирилловна, — вздыхал он. — Жена ни при чем.
Годы шли, а Иван Петрович безропотно нес свою платоническую вахту возле Гали, в отличие от коллег-делегатов, не однажды предлагавших ему присоединиться к совместным «мероприятиям» с бойкими пионервожатыми. Но Иван Петрович от Гали не отходил.
— Ты, Галина Кирилловна, женщина моей мечты, — говорил он.
Со временем и Галя привыкла к мысли, что Иван Петрович — поклонник. Когда он не смог приехать в область на семинар памяти Песталоцци, почувствовала себя неуютно и одиноко. Уехала домой на день раньше срока.
Во время обеда на очередном педагогическом сборе Иван Петрович вынул из портфеля бутылку шампанского и букет.
— В чем дело? — удивилась Галя.
— Двадцать пять лет, как я увидел тебя первый раз, Галина Кирилловна.
— Неужели двадцать пять!.. — ужаснулась Валя.
Иван Петрович только закрыл глаза и молча покачал головой. А когда глаза его открылись, то в них стояли слезы и такая грусть, что у Гали сердце защемило.
— Двадцать пять лет, а ты такая же красавица, — сказал Иван Петрович.
Вернувшись в номер, Галя позвонила мужу в Золотоношу, тот отозвался сонным «Але-е…».
— Опять на кочерге? — возмутилась Галя.
— Я в порядке… — сказал муж, но по голосу было ясно, что «на кочерге».