Поцелуй королевы
Шрифт:
Я, конечно же, не садистка. Но любая испанская женщина с юных лет знает, где находятся у мужчины самые нежные и хрупкие места. Достаточно пару раз посмотреть футбольный матч и заметить, как бережно эти рыцари без страха и упрека укрывают свое мужское достоинство. Хотя я полагаю, что главное достоинство мужчин должно находиться где-нибудь повыше. Если и не в головах, то хотя бы повыше желудка. Но разве этих павианов переубедить?
А у меня не оставалось выбора. При этом я даже не думала в тот момент о том, что причиню Анибалу какую-то особенную боль. Предполагала,
Однако это еще не гарантировало победы. Заваливаясь на спину, Анибал попал под ноги Донато. Тот запнулся, потерял равновесие и, падая, ударился головой о столешницу.
Когда дым краткосрочного сражения рассеялся, моему взору предстала следующая картина. Донато лежал около журнального столика, не подавая признаков жизни, а Анибал катался по полу, скуля, как побитый пес. Я хотела тут же броситься на помощь Донато, но тут же сообразила, что у меня связаны руки. Мартинес между тем потихоньку приходил в себя после болевого шока.
Мой взгляд заметался по комнате. Что же делать? У кресла валялся пистолет, и я подбежала к нему. Я не могла разогнуть руки из-за того, что шнур стягивал шею. Но благодаря моей интуитивной хитрости и "милосердию" Анибала, ослабившего узел, я могла немного двигать руками и, главное, шевелить ладонями.
Я быстро встала на колени, нагнула голову к самому полу и ухватила пистолет правой рукой. Потом, оставаясь на корточках, развернулась к двери.
В таком положение пистолет располагался прямо у моего лба, на высоте полуметра от пола. Я могла немного шевелить ладонью и стволом, варьируя угол выстрела.
Анибал перестал стонать и сел на пол. Он находился от меня примерно в четырех шагах.
— Не дури, София. Давай разойдемся по-хорошему.
— Что значит "по-хорошему"?
— Пойми, я не желал тебе зла.
— И именно поэтому собирался поджарить меня зажигалкой?
Я пыталась говорить твердо, но внутри у меня все тряслось. Еще минуту назад я видела глаза Анибала, готового стрелять в меня и Донато. У меня не оставалось сомнений — этот человек, которого я много лет считала учителем и другом, мог меня убить. А перед этим, возможно, мог пытать. А теперь он старается заговорить мне зубы.
— Ты не так меня поняла. Тебе грозит смертельная опасность. Я — твой друг.
— Заткнись, — сказала я, презрев этикет. — И не дергайся.
— Что ты собираешься делать?
— Не знаю. Но что-нибудь придумаю.
Я действительно не представляла, что делать. Позвонить я не могла. Встать и выйти на лестничную площадку, чтобы позвать соседей — тоже. Стоило мне начать подниматься, как Анибал набросился бы на меня и отобрал пистолет.
— Отпусти меня. Давай я уйду. Раз уж так получилось.
— Не вставай! — предупредила я. Если бы Анибал встал, то легко
В это время у столика пошевелился и застонал Донато. Я и Анибал одновременно взглянули на него. Я — с надеждой, Анибал — с тревогой. Если бы Донато очухался, для Мартинеса все было бы кончено. И он это прекрасно понимал.
— Я встаю и ухожу. Не стреляй. Я просто уйду.
— Сиди на месте!
Я выкрикнула это с грозным выражением лица, но на самом деле душевные силы оставляли меня. Одно дело — расшифровывать манускрипты, другое — держать на прицеле своего научного руководителя. Я почувствовала, что вот-вот, и у меня начнется истерика.
В кармане у Мартинеса в очередной раз негромко забубнил телефон. Кто же это ему постоянно названивает? Профессор в нерешительности взглянул на меня. И тут Донато снова застонал, приоткрыл глаза и повел головой.
Анибал оперся рукой на пол.
— Не смей!
Но Мартинес уже принял решение. И страшно просчитался. Ведь я тоже приняла решение. А я — очень упрямый человек. Особенно, когда меня разозлят.
Я зажмурила глаза и нажала на курок. Я не слышала, вскрикнул ли Анибал (как раз в это время по телевизору опять запустили рекламу). Но услышала, как свалилось кулем на пол его массивное тело…
Донато пришел в себя и развязал мне руки. А потом я наложила ему повязку на разбитую голову. Попутно рассказала о сумасшедшем поведении Мартинеса.
Что касается Мартинеса, то он лежал неподвижно посреди комнаты. Пуля вошла ему прямо в солнечное сплетение (с умным видом констатировал Донато), и Анибал умер. Я не могу сказать, умер ли он сразу или жил еще какое-то время. И что бы было, если бы я тут же вызвала скорую помощь. Но я не могла этого сделать. Потому что у меня сразу началась истерика. А пока Донато отпаивал меня валерьянкой, все было кончено. Для профессора Мартинеса.
А потом мы сидели с Донато на кухне, глотали кофе и пытались разобраться в произошедшем. Но никаких толковых версий в голову не приходило. Кроме одной. Случилось что-то страшное и непонятное. И это непонятное грозило еще более страшными последствиями.
— Пора звонить в полицию, — сказала я обреченно. — Что бы там не происходило, нужно вызывать полицию. Ты найдешь мне адвоката?
— Подожди, — возразил Донато. — Дай еще подумать.
— А чего думать? Надо вызывать полицию и рассказывать все, как есть. Они разберутся.
— В чем? Ты полагаешь, они поверят в то, что уважаемый профессор пришел домой к своей ученице, чтобы, угрожая пистолетом, забрать у нее флэшку с копиями непонятных рукописей? Скорее в полиции решат, что случилась банальная разборка внутри любовного треугольника.
— Это как?
— Да так. Два любовника, одна на двоих любовница, один любовник застукал другого. В результате мордобой и пиф-паф. Можно, кстати, сослаться на состояние аффекта. Тогда дадут не так много.
— Это сколько?