Поцелуй королевы

Кривчиков Константин Юрьевич

Я, конечно же, не садистка. Но любая испанская женщина с юных лет знает, где находятся у мужчины самые нежные и хрупкие места. Достаточно пару раз посмотреть футбольный матч и заметить, как бережно эти рыцари без страха и упрека укрывают свое мужское достоинство. Хотя я полагаю, что главное достоинство мужчин должно находиться где-нибудь повыше. Если и не в головах, то хотя бы повыше желудка. Но разве этих павианов переубедить?

А у меня не оставалось выбора. При этом я даже не думала в тот момент о том, что причиню Анибалу какую-то особенную боль. Предполагала,

что, возможно, станет немного больно — не зря же они так в "стенке" суетятся… Я всего лишь хотела помешать ему выстрелить, как-то сбив с толку и лишив равновесия. Но мой удар оказался настолько точным и болезненным, что Мартинес дико вскрикнул и, выронив пистолет, инстинктивно схватился обеими руками за пах.

Однако это еще не гарантировало победы. Заваливаясь на спину, Анибал попал под ноги Донато. Тот запнулся, потерял равновесие и, падая, ударился головой о столешницу.

Когда дым краткосрочного сражения рассеялся, моему взору предстала следующая картина. Донато лежал около журнального столика, не подавая признаков жизни, а Анибал катался по полу, скуля, как побитый пес. Я хотела тут же броситься на помощь Донато, но тут же сообразила, что у меня связаны руки. Мартинес между тем потихоньку приходил в себя после болевого шока.

Мой взгляд заметался по комнате. Что же делать? У кресла валялся пистолет, и я подбежала к нему. Я не могла разогнуть руки из-за того, что шнур стягивал шею. Но благодаря моей интуитивной хитрости и "милосердию" Анибала, ослабившего узел, я могла немного двигать руками и, главное, шевелить ладонями.

Я быстро встала на колени, нагнула голову к самому полу и ухватила пистолет правой рукой. Потом, оставаясь на корточках, развернулась к двери.

В таком положение пистолет располагался прямо у моего лба, на высоте полуметра от пола. Я могла немного шевелить ладонью и стволом, варьируя угол выстрела.

Анибал перестал стонать и сел на пол. Он находился от меня примерно в четырех шагах.

— Не дури, София. Давай разойдемся по-хорошему.

— Что значит "по-хорошему"?

— Пойми, я не желал тебе зла.

— И именно поэтому собирался поджарить меня зажигалкой?

Я пыталась говорить твердо, но внутри у меня все тряслось. Еще минуту назад я видела глаза Анибала, готового стрелять в меня и Донато. У меня не оставалось сомнений — этот человек, которого я много лет считала учителем и другом, мог меня убить. А перед этим, возможно, мог пытать. А теперь он старается заговорить мне зубы.

— Ты не так меня поняла. Тебе грозит смертельная опасность. Я — твой друг.

— Заткнись, — сказала я, презрев этикет. — И не дергайся.

— Что ты собираешься делать?

— Не знаю. Но что-нибудь придумаю.

Я действительно не представляла, что делать. Позвонить я не могла. Встать и выйти на лестничную площадку, чтобы позвать соседей — тоже. Стоило мне начать подниматься, как Анибал набросился бы на меня и отобрал пистолет.

— Отпусти меня. Давай я уйду. Раз уж так получилось.

— Не вставай! — предупредила я. Если бы Анибал встал, то легко бы выбрался из зоны выстрела. Ведь мне было очень неудобно разворачивать пистолет вслед за двигающейся мишенью.

В это время у столика пошевелился и застонал Донато. Я и Анибал одновременно взглянули на него. Я — с надеждой, Анибал — с тревогой. Если бы Донато очухался, для Мартинеса все было бы кончено. И он это прекрасно понимал.

— Я встаю и ухожу. Не стреляй. Я просто уйду.

— Сиди на месте!

Я выкрикнула это с грозным выражением лица, но на самом деле душевные силы оставляли меня. Одно дело — расшифровывать манускрипты, другое — держать на прицеле своего научного руководителя. Я почувствовала, что вот-вот, и у меня начнется истерика.

В кармане у Мартинеса в очередной раз негромко забубнил телефон. Кто же это ему постоянно названивает? Профессор в нерешительности взглянул на меня. И тут Донато снова застонал, приоткрыл глаза и повел головой.

Анибал оперся рукой на пол.

— Не смей!

Но Мартинес уже принял решение. И страшно просчитался. Ведь я тоже приняла решение. А я — очень упрямый человек. Особенно, когда меня разозлят.

Я зажмурила глаза и нажала на курок. Я не слышала, вскрикнул ли Анибал (как раз в это время по телевизору опять запустили рекламу). Но услышала, как свалилось кулем на пол его массивное тело…

Донато пришел в себя и развязал мне руки. А потом я наложила ему повязку на разбитую голову. Попутно рассказала о сумасшедшем поведении Мартинеса.

Что касается Мартинеса, то он лежал неподвижно посреди комнаты. Пуля вошла ему прямо в солнечное сплетение (с умным видом констатировал Донато), и Анибал умер. Я не могу сказать, умер ли он сразу или жил еще какое-то время. И что бы было, если бы я тут же вызвала скорую помощь. Но я не могла этого сделать. Потому что у меня сразу началась истерика. А пока Донато отпаивал меня валерьянкой, все было кончено. Для профессора Мартинеса.

А потом мы сидели с Донато на кухне, глотали кофе и пытались разобраться в произошедшем. Но никаких толковых версий в голову не приходило. Кроме одной. Случилось что-то страшное и непонятное. И это непонятное грозило еще более страшными последствиями.

— Пора звонить в полицию, — сказала я обреченно. — Что бы там не происходило, нужно вызывать полицию. Ты найдешь мне адвоката?

— Подожди, — возразил Донато. — Дай еще подумать.

— А чего думать? Надо вызывать полицию и рассказывать все, как есть. Они разберутся.

— В чем? Ты полагаешь, они поверят в то, что уважаемый профессор пришел домой к своей ученице, чтобы, угрожая пистолетом, забрать у нее флэшку с копиями непонятных рукописей? Скорее в полиции решат, что случилась банальная разборка внутри любовного треугольника.

— Это как?

— Да так. Два любовника, одна на двоих любовница, один любовник застукал другого. В результате мордобой и пиф-паф. Можно, кстати, сослаться на состояние аффекта. Тогда дадут не так много.

— Это сколько?