Поцелуй королевы
Шрифт:
Лишь где-то через неделю или две собрался я в Гатчину. Поехал в воскресенье, как по личным делам, чтобы даже вопросов не возникало, что я историей Сизоненко по службе занимаюсь. Было это восемнадцатого августа девяносто первого года. В аккурат накануне августовского путча, прикидываете?
Юрий Константинович внимательно посмотрел на Софию. Та задумчиво почесала нос:
— Август девяносто первого года? Путч? Я немножко припомнила. Тогда дедушка с бабушкой это очень сильно обсуждали. Там что-то с вашим Горбачевым случилось, да? Приключение.
— Ну да, где-то так, приключение, — с легкой
Отнесся ко мне отец Григорий очень настороженно. Я это сразу уловил, то, как он напрягся и замкнулся. Как только узнал, что я из КГБ и интересуюсь Сизоненко. На вопросы отвечал односложно, коротко. Мол, никаких особых дел с больным Сизоненко не имел. Так, христианский долг выполнял. Беседовал иногда, как и с другими пациентами больницы. А то, что Сизоненко немного больше внимания уделял, так это потому, что раньше знакомы были. В школе вместе учились. Но потом долго не виделись и не дружили. Случайно, можно сказать, узнал, что школьный приятель в дурдом попал. И стал навещать. Вот и весь сказ.
Решил я уже было, что наш разговор — пустой номер, да. Ничего дельного мне священник не сообщит. Даже если что и знает. Не хочет идти на контакт, куда деваться. Демократия. И тут он меня осторожно спрашивает. А что, мол, вы этим интересуетесь? Убили ведь Виталика. И не только его. Расследование милиция ведет. А вы с какой стороны? Неужели смерть Сизоненко к государственной безопасности отношение имеет? И смотрит на меня выжидающе. А глаза… Глаза умные и грустные. Я бы сказал — понимающие. Никакой иронии или, там, придури.
И возникло у меня, в тот момент, к отцу Григорию некое доверие. Нутром чувствую — что-то он скрывает. Но на официальном уровне ничего не скажет. Надо как-то его на откровенность вытянуть. И говорю ему: "Как на духу признаюсь — нехорошо у меня на душе. Конечно, никаким врагом Сизоненко государству не являлся. И безопасности государства не угрожал. Но к тому, что Виталий в психушку попал, — я причастен. Вот и пытаюсь понять (не по службе, а по совести), за что мужика убили?"
Посмотрел на меня священник проникновенно и отвечает: "Ежели вас совесть мучает, то я понимаю. Покайтесь. Бог простит, если человек искренне раскаивается. А вот добавить вам по поводу Виталия ничего не могу. Не знаю ничего".
Ну, думаю, чего время терять? "Ладно, — говорю. — Не знаете, так не знаете. Не буду вас больше задерживать". Встаю с лавочки и протягиваю ладонь для прощания.
"Помочь я вам ничем не могу, — говорит священник и держит мою ладонь, не отпускает. — Но вот совет дам, с вашего разрешения. Будьте осторожны. Нечистое это дело. И Богу не угодное. Поэтому остерегитесь". — "И все?" — спрашиваю. — "И все".
Попрощались
"Ну, — думаю, — неужели священник решился все-таки что-то рассказать?". Обрадовался даже. Мужик меж тем ко мне приблизился и показывает рукой, мол, пошли обратно. Я шаг сделал вперед и спиной к этому мужику очутился. Еще успел подумать: "Вроде лицо знакомое. Где же я его мог видеть?" И тут же "бац!" — чувствую удар по голове. И валюсь на землю. Все. Провал. Да.
Очнулся на диване. Старый, такой, кожаный диван с валиками. Комната какая-то незнакомая, лампочка горит. Видимо, время позднее уже. И парень неизвестный за столом сидит, телевизор смотрит. Когда я застонал и шевелиться начал, парень ко мне подошел, наклонился и говорит: "Вы лежите, не вставайте. Вас по черепушке сильно огрели. Кастетом. Сейчас я отца Григория позову". Вышел и вскоре приводит священника.
Сел отец Григорий на стул около дивана, рядом со мной. А я потихоньку соображаю, хотя голова раскалывается, и вообще состояние поганое. Как будто во время тяжелой простуды: температурит и озноб бьет. Вспоминаю: мужик, тюкнувший меня по башке, сказал, что он от священника. Получается — они одна шайка? Или что-то тут не так?
Спрашиваю: "Где я?" — "У меня дома. Это недалеко от храма". — "А как я сюда попал?" — "Мои помощники принесли, служки", — отвечает отец Григорий. — "А кто меня ударил?" — "Подозреваю, что клоз. Хотел ваше тело захватить".
И начинает мне священник объяснять, как дело было. Мол, когда мы разговаривали с ним на скамейке, невдалеке крутился какой-то подозрительный тип. Священник сначала подумал, что это мой сослуживец, вроде как для контроля. И когда я ушел, послал за мной проследить, на всякий случай, двух своих помощников, из числа храмовых служек. Они и увидели, что тот подозрительный мужик ко мне подходить не стал, а пошел в отдалении. Когда я в лесок зашел, мужик стал меня догонять. Служки за ним… В общем, когда он меня кастетом по башке огрел, то достал из кармана нож, чтобы кровь пустить. Но не успел. Парни на него набросились и, что называется, отметелили гада. Потом меня принесли в домик священника.
Рассказал мне это отец Григорий и спрашивает: "Вы, конечно, мне не верите?" — "Не то, чтобы совсем не верю, но что-то вы явно привираете, — отвечаю. — Какой еще клоз? Зачем ему на меня нападать понадобилось?" — "А вы не знаете, кто такие клозы? Будет вам придуряться. Вы же читали рукопись Сизоненко?" — "Ну, читал. Но это же бред сивой кобылы. Фантастика какая-то". — "Фантастика, говорите? Встать сможете?"
Помог он мне приподняться. Голова кружится, шатаюсь, но передвигаться шажком вроде могу. "Конечно, вам еще надо полежать пару деньков, — говорит священник. — Но придется сейчас кое-что посмотреть, уж потерпите. Иначе вы мне все равно не поверите, и разговора откровенного у нас не получится".