Поцелуй королевы
Шрифт:
Я родился в пятьдесят седьмом, школу закончил, соответственно, в семьдесят пятом. Историю эту семейную, про обещание отца, я знал, но особо над ней не задумывался. У стариков своя жизнь, у молодых своя. Поступил в университет на истфак, закончил. Там была военная кафедра, вышел я после учебы уже младшим лейтенантом. В армию мог не идти. Но тут судьба моя сделала первый важный зигзаг.
Еще со школы был у меня хороший приятель. И дружили мы вместе с одной девушкой, по имени Наташа. Дружили-дружили, а потом вроде как и влюбились. Наташа же к нам обоим ровно относилась. У женщин так случается. С одним кокетничает, с другим, а выбора не делает. Все прикидывает, кому предпочтение отдать.
Так вот. Приятель учился в другом ВУЗе, где военной кафедры не было. И предстояло ему, согласно закону о воинской обязанности, отслужить два года офицером. На проводах он мне сказал, что, вот, мол, я служить, а теперь Наташа тебе достанется. Повезло тебе, короче. Были мы тогда оба крепко выпивши, и сгоряча я заявил, что таким подарком судьбы не воспользуюсь. Все должно решиться в честной конкуренции.
Пошел прямо на следующий день в военкомат и написал заявление. Вот так. Что тут скажешь? Дурак молодой. Но понял я свою ошибку гораздо позже.
К тому времени уже шли боевые действия в Афганистане. По закону подлости я туда и угодил. В отличие от приятеля, которому подфартило служить в Подмосковье. До Питера — рукой подать. И до Наташи — тоже.
А меня в Афгане, уже на втором году службы, тяжело ранило в бедро. Едва ногу не оттяпали. Почти год провел в госпитале в Ташкенте. Наташа даже ко мне прилетала навестить. Один раз. А потом вышла замуж за приятеля. Вот так.
Во мне же, когда я узнал про это предательство, будто сломалось что-то. Не знаю, что бы со мной дальше произошло… Возникали у меня даже мысли о самоубийстве. Помню, сижу как-то на подоконнике в палате, на третьем этаже. Все ребята на улице гуляют, погода прелесть, весна… А у меня зимняя тоска на сердце. Гляжу вниз и думаю: сигануть бы сейчас щучкой. Чтобы череп об асфальт разлетелся в дребезги… И вдруг заходит в палату медсестра, Гузель. Местная она была, узбечка. Смотрит на меня… Не знаю, может по глазам догадалась о чем-то. Но подошла ко мне, взяла мою руку в свою маленькую ладошку и говорит:
— Зачем грустишь, Гриша? Молодой, красивый — живи да радуйся. Девушек люби.
А ладонь у нее теплая, почти горячая. И такое ощущение, словно она мне импульс посылает. Вырвалось у меня:
— Я бы полюбил, да меня не любят. Инвалид, нога почти не разгибается. Кому такой нужен?
— Зачем так говоришь? Нельзя гневить Бога — ему все нужны, только верить надо. А нога что? Ерунда, еще танцевать будешь.
— А ты будешь со мной танцевать?
Она покраснела, глаза потупила и отвечает тихонько:
— С тобой — буду.
Обнял я ее и прижал к себе. А она не сопротивляется, только дышит тяжело… Как-то у нас так спонтанно получилось. Вроде и не общались до этого особенно. Впрочем, это я, мыслями своими занятый, ее не замечал. А Гузель-то меня, оказывается, давно приметила и полюбила. По крайней мере, так она мне потом говорила. А я… даже не знаю. Но девушка она была хорошая. Красивая и ласковая. До сих пор ее тело помню: худенькое и горячее, как дверца у разогретой духовки. И вовремя так Гузель в жизнь мою вошла, когда я почти уже к смерти приготовился… В общем, прямо там, в Ташкенте, я и женился. Специально, чтобы в Питер уже с женой вернуться. И всем приятелям, кому мог, об этом сообщил. Чтобы до Наташки дошли новости. Вот так. Получился у меня очередной зигзаг судьбы. Но не окончательный.
Еще в Ташкенте запала мне в голову мысль уйти в монастырь. До того еще, как у меня с Гузелью завертелось. Два варианта рассматривал: или покончить с собой, или в монастырь податься. Если бы не Гузель… И подумал я, что неспроста ко мне тогда Гузель в палату вошла. Был в этом какой-то знак Божий. А раз так… Монастырь, предположим, после свадьбы отпал. Но есть же и другой вариант.
Вернувшись в Петербург, посоветовался с отцом. Он меня отговаривать не стал. Наоборот. Сказал мне так:
— Знаешь, наверное, это у нас на роду написано. У меня силы воли не хватило. А ты все равно к этому пришел. И ступай по этой дороге, раз Бог зовет.
В общем, поступил я учиться в семинарию. Гузель не возражала. Она вообще послушная была. Моя восточная женщина.
Нога у меня, к слову, почти совсем выправилась. Хромота немного осталась, но танцевать смог. Как и Гузель предсказывала. И жили мы с ней душа в душу. Дочку она мне родила вскоре. Стал я думать уже, что выбрался на свою столбовую дорогу. Но не тут-то было.
Однажды во время отпуска мы с Гузелью поехали на машине в Вологодскую область. Там в деревне, почти на границе с Ленинградской областью, жила моя бабушка по матери. Давно собирались съездить. И вот что знаменательно. Хотели мы с собой дочку взять, ей тогда два годика едва стукнуло. Но как раз накануне она простудилась и затемпературила. И решили мы ее оставить у моих родителей. А дальше вот как получилось.
Погостили мы у бабушки в деревне несколько дней и отправились обратно. Отправились уже под вечер. Я рассчитывал по проселочной, через лесок, до города часа за два добраться. А в городе мой дядька жил, брат матери. Я ему пообещал, что на обратной дороге заскочу на денек. Вот так. И все бы прошло нормально. Да случилось несчастье.
Дорога, значит, вела через лес. Ехал я не то чтобы очень быстро — по проселочной особо и не разгонишься — но газовал. Выпил малость самогона на проводах, вот кровь и бурлила. Деревня, сам понимаешь. Трудно отказать, когда каждому хочется с гостем из Петербурга чокнуться. И выпил-то совсем немного. Грамм, может, сто или чуть больше. А в голову ударило… Может еще из-за этого… Короче, выскочил на дорогу кабан из-за деревьев. Почти под самые колеса бросился. Я, с испуга, по тормозам нажал и в сторону вильнул. А там береза старая, ядреная… Ремнями, конечно, пристегнуты не были. Я как-то ничего — за руль держался и сгруппироваться успел. Отделался ушибами. А Гузель дремала на переднем сиденье. Ее грудью кинуло на приборную панель, да еще головой об стекло. Приехали…
Я сгоряча и не сразу понял, что случилось. Уже когда Гузель из машины вынес, вижу, что дело плохо. Голова разбита и дышит еле-еле: с хрипом и кровью. Уже потом выяснилось — ей сломанное ребро легкое пробило. И "жигуль" не заводится, весь передок в гармошку. Что с него возьмешь? — консервы.
До шоссе — километров тридцать. И до деревни почти столько же. На машине — минут за тридцать-сорок можно добраться, а пешком… Попутки ждать бесполезно — уже вечер, проселок лесной, да еще воскресенье. А я специально через лес поехал, чтобы срезать. Кто ж думал…
Голова кругом идет. Даже бегом, а бегун-то из меня не очень с хромой ногой, не меньше четырех-пяти часов потрачу. Нести жену на руках — до утра не дойду. Да и нести ее в таком состоянии нельзя. Получается, надо Гузель в лесу оставлять одну? Сижу и плачу. Стараюсь сдержаться, и не могу. Растерялся.
И тогда жена мне говорит:
— Вот что, Гриша. Времени у нас очень мало. Я, наверное, умру. Поэтому слушай внимательно и не перебивай. Чтобы я ни говорила… Я в здравом уме, не сумасшедшая. Поэтому слушай…