Поцелуй королевы
Шрифт:
Когда девушка села напротив, поставив на стол кружки, Михаил внимательно посмотрел ей в лицо. София с независимым видом поморгала глазами, поерзала на стуле, затем, не выдержав, спросила:
— Ты зачем так смотришь?
— Хочу с тобой поговорить, — внушительно начал Михаил, но голос его внезапно сел. Он отхлебнул чая и замолчал.
— Говори, — зачем-то шепотом сказала София.
Михаил приподнял левую ладонь, повертел ее, внимательно разглядывая, а затем "Раз!" и положил на ладонь Софии.
— Я вот что хотел сказать, на всякий случай. Чтобы ты не думала… ты симпатичная и вообще… Честно скажу, ты очень мне нравишься. Как женщина. Но это не важно.
— Почему? — вырвалось у Софии. Тут же испугана подумала: "О чем это я? А он о чем?"
— Я хочу, чтобы ты знала. Просто так, — сбивчиво продолжил Михаил, кусая губы. — Я твой друг. Настоящий.
— Друг? — совсем тихо повторила София. И почувствовала, что краснеет. Ну, почему она родилась рыжей? Брюнеты, говорят, совсем не краснеют.
Ладонь Михаила продолжала лежать на ладони Софии. Пауза затягивалась. София глубоко вздохнула и выдохнула обратно. "Чего же я молчу? А вдруг он меня сейчас поцелует? — вынырнула на поверхность сознания морально неустойчивая мысль и сейчас же спряталась, словно испуганная мышь в норку. — Наверное, я должна что-то ответить? Друг — это больше, чем любовник. Ой! Это я подумала или вслух сказала?"
Во дворе негромко хлопнула калитка.
— Я, наверное, все-таки, совсем плохо говорить по-русски, — быстро произнесла София. — Иногда.
Михаил сидел с растерянным видом.
— Ты настоящий товарищ, Миша. Ты мне почти… почти, как брат, — София неуверенно улыбнулась и, снова понизив голос, смущенно добавила: — Я тебя поняла. Но мы еще будем говорить, да? Мне показалось, что кто-то пришел…
Пока Миша общался с отцом Григорием на дворе, София быстро помыла посуду и вскипятила воду в электрочайнике. Ей хотелось чем-то заняться, чтобы прогнать из головы ненужные мысли. Мысли, сбивающие с толку и вносящие сумятицу. В это время в кармане сарафана забренчал мобильник…
Потом они сидели на веранде и пили чай с теплыми булочками, которые священник купил по дороге, в кондитерской. Разговор сначала шел на отвлеченные темы, и поддерживали его в основном отец Григорий и Михаил. София заметно нервничала и пыталась отмалчиваться, несмотря на попытки хозяина дома расшевелить ее.
— Я с Юрием Константиновичем недавно созванивался, — сказал священник. — Похоже, что Гомесу удастся выйти сухим из воды. Максимов на допросе показал, что Гомеса он вызвал, как представителя консульства, когда узнал, что София — испанка. Якобы хотел передать ее с рук на руки, как гражданку иностранного государства. Дальнейшее будет зависеть от того, удастся ли следствию доказать, что Максимов причастен к похищению Софии. Если "да", то тогда, возможно, Максимов и разговорится. Если "нет", то этот помощник консула нам еще может нервы попортить… Одно радует. Судя по реакции консула, он услышал о Софии Родригес впервые. А это значит, что в Испании ее пока не разыскивают. Да и Гомес, получается, действовал автономно.
— Знать бы, кто за Гомесом стоит, — задумчиво произнес Михаил. — А ты, София, что думаешь?
— Не знаю, — девушка покачала головой. — Но есть один факт, который, как это сказать? Который меня не радУет. Уже убито два человека из числа тех, кто знал про рукописи.
— Ну, предположим, Мартинеса-то ты сама ухлопала, — неосмотрительно заметил Михаил и тут же осекся под укоризненным взглядом священника. — Я хотел сказать… ну, в общем, что не надо сильно бояться. Вовсе не факт, что тебя хотят убить.
— Я все поняла, Миша, — София поджала губы. — Я понятливая. Я помню, что я — убийца. Я это всегда буду поминать.
Она опустила голову и прикрыла глаза рукой. Михаил демонстративно стукнул себя кулаком по лбу и с мольбой взглянул на отца Григория.
— Это правильно и нормально, что ты переживаешь, София, — медленно, с участием произнес священник. — Человек должен осознавать то, что он совершил. Но не надо впадать в отчаянье и уныние, это тоже тяжкий грех. Надо стремиться к добру и творить добрые дела. Невзирая ни на что.
— Вы говорите почти как мой дедушка Бартолоум. А разве Бог может простить убийство человека? — София отняла ладонь от лица и вопросительно посмотрела отцу Григорию в глаза. Тот грустно усмехнулся.
— Ты меня спрашиваешь? У вас, католиков, даже римский папа прощает, индульгенции выписывает. Чего уж о Боге говорить? Шучу… И у нас, православных, священник может грехи отпустить. Но я, может быть, неправильную вещь скажу, как священнослужитель. Дело не в чьем-то прощении, суть — в покаянии. Грех — не долг. Долг вернул — и забыл. Грех же всегда с человеком, как горб. Не для того, чтобы человек себя униженным чувствовал, а для того, чтобы в гордыню не впадал… На Высшем суде всем воздастся по заслугам. Человек же, пока жив, должен стремиться поступать по совести. А там уж, как говорят в народе, Бог простит. Нет человека, который бы сам был без греха — так в Писании сказано.
Священник помолчал, раздумывая. "Дергается, девчонка. Настроение, как на качелях. Десять минут назад хмурилась, пять минут назад улыбалась, а сейчас уже плакать готова. Попала, как кур в ощип. Да еще у Мишки язык без костей, впереди мыслей бежит… Чего-то прилип Мишка к этой испанке. Не втюрился ли часом? Не ко времени это… Она и так на взводе. То сама человека застрелила, то ее чуть не убили. Еще хорошо держится… Ты вспомни, как сам первого душмана застрелил? Там и душман-то был — пацан с гранатометом. А ты трое суток спать не мог. Что тогда тебе комроты сказал? Мог бы сказать — не распускай сопли. Мочи их всех, как зверей. А он рассказал, как при зачистке кишлака случайно женщину застрелил. Пальнул на движение, не думая, а та по двору перебегала… И как вы потом? — спросил ты. А никак — ответил комроты. Помню — и воюю. Главное, человеком оставаться всегда. А человек так устроен, что чувствует и переживает. И не забывает. В отличие от скотины… Не молчи. Они от тебя слова ждут правильного".
— Я вот, тоже грешный человек, — отец Григорий кашлянул. — Было дело — даже хотел сан с себя сложить. А потом подумал — мне ли решать? Раз Бог тебя призвал — неси службу до конца. Коли веруешь. А вот если веру потерял — это уже совсем другое дело.
Михаил покосился на священника, потом перевел взгляд на Софию. Та сидела с задумчивым лицом, сложив ладони в замок и прижав их к подбородку.
— Отец Григорий, а почему вы хотели сан сложить? Я не слышал про это. Вы нам можете рассказать?