Поцелуй меня, дьявол
Шрифт:
Это было чудовище, которое питалось грязными деньгами, и вот одно щупальце перестало получать пищу. Те два миллиона, что были ему отправлены, не пришли по назначению, застряли где-то в пути. За это время они превратились в четыре миллиона, и щупальце должно было их найти, чтобы выжить. Оно рвалось к ним с яростью голодного зверя.
Все началось с Берги, можно сказать и так, только гораздо раньше, чем я увидел ее в лучах фар. Тогда она была помоложе — высокая красотка с роскошным телом и зовущими глазами, белокурая ловушка для мужчин. Она возвращалась домой из поездки в Италию и на пароходе встретила человека, который готов был шагнуть в ловушку. В нем не было ничего особенного — мелкий импортер, «человек из толпы». Человек, имевший формальный повод
Но у него была слабость, из-за которой погибло много людей, а щупальцу грозила голодная смерть. Он любил женщин. А Берга была не просто женщина. Она ему так понравилась, что он не сдал товар по назначению, а решил придержать его для себя. Для себя и для Берги. Два миллиона долларов после реализации. Без налога. Товар до сих пор где-то лежит. Возможно, им потребовалось много времени, чтобы разыскать Реймонда, возможно, они боялись, что тайна умрет вместе с ним. Как бы то ни было, он погиб не сразу. Возможно, они думали, что тайна перешла к Берге. Она тоже умерла. Теперь очередь за мной.
Я вспомнил выражение безграничного страха, мелькнувшее на ее лице. Мелкие подробности начали наполняться смыслом. Бормоча проклятия, я махнул рукой водителю такси и свалился на сиденье еще до того, как он успел остановиться. Потом назвал адрес и всю дорогу сидел как на иголках, пока машина не затормозила у здания, где помещалась моя контора.
Я поднялся на лифте, подошел к двери, вставил ключ в замочную скважину. В приемной одиноко стояла пишущая машинка под чехлом. Стол Велды был завален почтой. Я дважды просмотрел ее, но не нашел того, что искал. Потом я увидел на полу стопку корреспонденции, которую опускали через щель в двери, но и там ничего не оказалось. Я снова подошел к столу, и готовое сорваться проклятие застряло у меня в горле, когда я заметил листок, лежавший под машинкой для сшивания бумаг и наполовину закрытый конвертом. Я перевернул его и увидел фирменный знак бензоколонки. На листке было несколько слов. Всего одна строчка: «Путь к сердцу мужчины…» — и под ней инициалы «Б.Т.».
Должно быть, Берга нацарапала эту записку, когда заходила в здание бензоколонки. Адрес она взяла из регистрационной карточки, прикрепленной к рулевому валу моей машины. Но это был старый адрес, она просто не заметила, что он перечеркнут. Новый адрес был на другой стороне карточки.
Я взглянул на листок, снова вспомнил ее лицо и понял, что она думала, когда писала эти слова. Я скомкал листок в руке и услышал голос у себя за спиной:
— Надеюсь, ты сможешь что-нибудь понять. Мы не смогли.
Он стоял в дверях моего кабинета. Я знал, не глядя, что в руке у него пистолет, что он не один, но для меня все это уже не имело значения, потому что я узнал голос. Это был голос, который впечатался в мою память. Последний раз я слышал его, когда должен был умереть. Раньше, чем он смог произнести что-нибудь еще, у меня вырвался звериный крик ненависти. Он заполнил всю комнату и смешался с грохотом выстрела, когда я в молниеносном прыжке вцепился ему в лицо и вместе с ним рухнул на пол, подмяв его под себя. Он страшно закричал, и я почувствовал, как мои пальцы влезли ему в глаза. Меня молотили по голове рукояткой пистолета, но я сумел достать еще двоих. Одному я сплющил рожу ударом ноги, другому въехал в такое место, что он сложился пополам и начал блевать. Отчаянный крик на полу, потом жалобное повизгивание, и голос растаял в черном тумане, который наползал на меня со всех сторон. Откуда-то издалека доносились резкие однообразные звуки и хриплые проклятия. Потом я перестал что-либо слышать.
Сквозь грязное стекло единственного окошка под самым потолком мерцали светящиеся точки звезд. Я лежал, распятый на кровати, руки и ноги были туго прикручены к раме. Когда я попытался шевельнуться, веревки впились в кожу, как раскаленные прутья. Мышцы спины пронизывала
Окружающие меня предметы начали приобретать контуры. Я находился в затхлой квадратной клетушке с голыми стенами. Все, что я видел, это одинокий стул в углу, закрытая дверь и нижняя спинка кровати. Веревки были затянуты настолько туго, что не оставляли ни малейшей свободы движения. Казалось, при любой попытке шевельнуться узлы затягиваются еще туже. Интересно, сколько я здесь пролежал? Я вслушивался в тишину, но слышал лишь монотонный шум дождя за окном, который все еще не прекратился. Потом я увидел светящийся циферблат своих часов и понял, что прошло не менее суток. Часы остановились — не сломались, а просто остановились, но к тому моменту они уже показывали другое число. Все, что я чувствовал, вырвалось у меня изо рта потоком проклятий, и я напряг все силы в отчаянной попытке освободиться от этих чертовых веревок. Но они только глубже врезались в кожу, и я понял, что мне с ними не справиться. Я проклинал себя за неосмотрительность. Надо же быть таким болваном, чтобы влезть в это дело без оружия и дать им возможность захватить себя! Я проклинал себя за то, что позволил Велде действовать так, как она хотела, за то, что не был до конца честен с Пэтом. Нет, мне обязательно нужно быть героем. Мне нужно сделать все самому, мне нужно одним махом одолеть эту организацию, а ведь я знал, что они собой представляют и как они действуют. Я раздавал советы направо и налево, но забыл дать хотя бы один самому себе.
В соседней комнате послышались шаги. Дверь открылась, и в желтом прямоугольнике проема я увидел человека, а за его спиной — еще одного. Это были безликие силуэты, но теперь лица не имели значения. Один спросил:
— Не спит?
Они вошли в комнату и встали надо мной. Их было двое, и каждый держал в руке полицейскую дубинку.
— Да-а, крутой парень. Тебя нелегко было взять, мистер. Знаешь, что ты сделал? Ты вырвал глаза у Формена. Он орал так громко, что пришлось его прикончить, а теперь Формен лежит в болоте Джерси. Был Формен, и нет его. И еще знаешь что? Ты искалечил Дьюка! Инвалидом его сделал, слышь ты, паскуда!
— Пошел ты… — сказал я.
— Все такой же крутой, да? А что тебе еще остается? Так и так крышка, даже если встанешь на колени. — Он коротко хохотнул. — Скоро придет хозяин. Он задаст тебе несколько вопросов, а чтобы ты хорошо отвечал, мы тебя немножко подготовим. Не очень… самую малость.
Дубинка медленно поднялась. Мне оставалось только следить за ней глазами. Она зависла на уровне его плеча, затем обрушилась на мои ребра. Они делали это по очереди, садистские ублюдки, убивавшие меня дюйм за дюймом, потом один из них промахнулся, попав вместо шеи в голову, и меня опять накрыла благословенная темнота, в которой не было ни боли, ни звуков.
Но та же самая адская боль, которая принесла мне забытье, принесла и пробуждение. Все мое тело превратилось в сплошную массу оголенных нервов. Я лежал, хватая воздух ртом, и желал себе смерти.
Человек не в состоянии долго выдерживать такую пытку. Наступает спасительный шок, и боль уходит. Это лишь временное облегчение, блаженная передышка, но тело включается в экстремальный режим, когда оно заботится само о себе.
Я заставил себя думать. Должен же быть какой-то выход, надо только его найти. Я видел контуры кровати и чувствовал на себе веревки, которыми был привязан к металлической раме. Это была складная кровать с тяжелым пружинным матрацем, и меня прикрутили так туго, что руки вдавились в его края. Я взглянул на свои ноги, потом на руки за головой и нашел единственный выход.