Поцелуй победителя
Шрифт:
— Мне нельзя было засыпать.
— И тебе необходим был сон. Битва. Поездка верхом. Это было нелегко.
— Да, это было непросто.
Арин покрутил в руках закрытую коробку с чаем. Чаинки внутри коробки зашептались.
— Спасибо, что спасла меня.
— Я подумала, ты умер. Что ты умрёшь.
Он уставился на коробку.
— Я знаю, каково это смотреть, как кто-то умирает.
— Не «кто-то», Арин, а ты.
Он кивнул, поморщился и отставил коробку. Казалось, он по-настоящему не услышал её.
Кестрел присела к огню, её согнутая рука покоилась на колене и тянулась к груди. Девушка прижала ладонь к губам, подперев ею подбородок.
— Тебе всё ещё больно.
— Не настолько. Вот почему ты можешь поговорить со мной.
— Арин, я говорю.
— О войне.
Она посмотрела на него.
Он сказал:
— Нельзя отступать к городу.
— Мы не можем сойтись с ним в открытом бою. Он обрушится на нас всей валорианской мощью. Лерален уже доказал это.
— Пригласить их устроить осаду города — это не ответ. Я уже попытался как-то выстоять против генерала. Он в пух и прах разнёс всю оборону. Он просто разрушил стену.
— Её восстановили. И на этот раз у тебя есть союзник.
— Если бы ты отбросила попытки меня защитить этим ложным оптимизмом, то что бы ты сказала?
Небо светлело. Она услышала, как лагерь потихоньку начал просыпаться.
— Кестрел, будь честна.
— О войне? — ровным голосом произнесла она.
Выражение лица Арина слегка дрогнуло. Он приставил большой палец к подбородку, а веер остальных грязных пальцев уложил на щеку, изрезанную шрамами.
— Есть что-то еще?
Его усталость. Его синяки. Боль, которую он пытался скрыть. То, какой спектр чувств разрывал её сердце. Что оно полыхало, как раскаленные угли.
Он сказал:
— Мы оба знаем, что случится, если отступить к городу.
На что Кестрел ответила:
— Восток может счесть это своей потерей, которая в дальнейшем может привести, по их мнению, к поражению и уйти... даже если Рошар захочет остаться.
— И тогда всё будет кончено. — Серые глаза Арина говорили яснее слов. — Я не могу проиграть. Если я проиграю, то у меня ничего не останется.
— Это неправда.
Но он поднялся. Лагерь уже проснулся. Костерок догорел. А забытый чай совершенно остыл.
Кестрел так и не подняла головы.
— Нужно отступить вглубь, пока я не придумаю что-нибудь получше.
Арин шагнул к ней, его шаги заглушал бледный песчаник, перемежавшийся с клочками травы. Он коснулся её волос на затылке, проведя кончика пальцев до первого шейного позвонка. Осторожно подцепил ворот её рубашки.
Её кожа пела так громко, что она не могла вспомнить ни слова, не говоря уже о правильных словах, и к тому времени, когда девушка поняла, что сейчас именно то самое мгновение, когда не страшно будет открыться и рассказать, что она может дарить свою любовь, не боясь, что её сердце может быть разбито, Арин уже ушёл.
* * *
Рошар принёс Арину небольшой паланкин. Арин взглянул на сам паланкин и мужчин, что его несли, и коротко сказал:
— Нет.
— Идиот, — усмехнулся принц. — Ты потерял сознание. Выглядишь, как чёрт знает что. Забирайся в паланкин.
— Я поеду в повозке, — сказал Арин, подразумевая телеги, в которых везли раненых. — Мне не нужно особого обращения.
— О да, еще как нужно.
Кестрел ещё ни разу не видела, чтобы Рошар так злился.
— Зачем? — Арин искоса посмотрел на принца. — Ты предлагаешь это, потому что и правда беспокоишься или таким образом хочешь послать сообщение армии?
Кестрел пришли на ум два сообщения: чтобы продемонстрировать дакранцам, что геранский лидер, предполагаемо-поцелованный богом, — был слаб, или показать, что восточный принц ценит Арина. А может быть, и то и другое.
Губы Рошара дрогнули в безрадостной улыбке.
— Значит, я поеду верхом, — сказал Арин.
* * *
Когда день сменил вечер и армия разбила лагерь на невысоком холме, пестревшем кустами с большими мясистыми листьями, Рошар стоял возле своей палатки, пока офицер её устанавливал. Принц барабанил пальцами по мускулам перекрещенных рук.
Кестрел не знала, куда подевался Арин. Она решила, что он пошёл за водой к ручью со своей новой лошадью, но когда палатка Рошара была установлена, солнце закатилось за горизонт, а Арин так и не вернулся, девушку окутал ледяной туман тревоги.
— Ему будет удобнее здесь. — Рошар указал подбородком на палатку.
— А ты? — спросила она.
Он пожал плечами.
— Арин это не одобрит.
— А мне плевать. — Но тут же спешно добавил: — Паланкин не был символом, не таил каких-то скрытых посланий. Не было никакого шифра, понятного всем, кроме него. Я просто хотел, чтобы он был в порядке.
Кестрел медленно произнесла:
— По-моему, он в порядке.
Она наблюдала за ним всю дорогу и, хотя по истечении дня его лицо все же исказила гримаса, это случилось скорее от усталости, а не от боли. Арин легко держался в седле и с улыбкой встречал косые взгляды девушки. Поэтому её чувство беспокойства чуть ослабло.
Хотя это было лукавством. Её тревога сократилась не настолько, чтобы удержать от поиска Арина по лагерю, когда Рошар оставил её возле раскинутого шатра. Так и не сумев расслабить скрюченные пальцы, девушка сжала руки в кулаки, когда акварельное небо цвета индиго потемнело. Она вернулась в палатку и зажгла лампу. Глядя на горящий фитиль, Кестрел потерла ладони друг о друга, будто пытаясь их согреть. Как только он догорит до определённой отметки, она отправится на поиски. Но фитиль едва начал шипеть, когда она схватила лампу за ручку и поспешила к холщовой двери шатра... и впечаталась во входящего Арина.
Она ойкнула.
— Где ты был?
Он провёл рукой по мокрым волосам, взглянул на свою влажную рубашку. От него пахло мылом.
— Вот...
— Принял ванну?
— «Ванна» для ледяного ручья звучит уж слишком аристократично.
— Впотьмах?
— На небе луна.
— А я уж было собралась просить Рошара помочь искать тебя.
— О, я его видел. Он отправил меня сюда... многозначительно. — Арин приподнял брови. Он был под впечатлением. — Рошар очень творчески подошёл к выбору слов.