Поцелуй победителя
Шрифт:
— Красота, — отпустил комментарий Рошар, — хотя она наводит меня на мысли о яде червей, высохшем до глянцевого блеска. — Он обратился к Кестрел: — Как пойдет бой, есть соображения?
Арин ответил вместо девушки:
— Для обеих сторон это будет бой, в котором генерал расставит своих солдат таким образом, что страх смерти и трудности отступления не оставят им иного выбора — только неистово сражаться.
Рошар хладнокровно приподнял одну бровь. Он был готов сказать, что Арин напрасно драматизирует.
Но Кестрел кивнула.
* * *
Боевая тревога протрубила в полдень. Моросил дождик. Солнце где-то пряталось за облаками. На востоке горизонт заполонила гряда серых туч. А на море появился белесый ряд парусов.
* * *
Пушкари защищали фланг. Дакрано-геранская армия ждала, выстроившись клином, кавалерия стояла во главе обозлённой массы людей.
Выражение лица Кестрел было напряжённым, руки сжали вожжи так сильно, что костяшки пальцев побелели. Джавелин поднял и опустил одно копыто. Раздался приглушенный стук.
Это были плоские открытые валорианские лодки на воде, и счёт им был легион. Под завязку нагруженные лошадьми и пушками. Лодки плыли вперед, снявшись с корабля, ставшего на якорь. Весла поднимались и окунались в дождь.
Арин не мог расслышать валорианских команд, они тонули во всплесках морской воды, но увидел, как солдаты начали заряжать пушки. Он мог практически слышать запах чёрного пороха. Мгновение, и он уже не сидел на коне с мечом наголо, а стоял на качающейся лодке, засыпал порошок и утрамбовывал его в заряде.
Они открыли огонь, ещё не высадившись на берег.
В Арине взросла мольба, натужно вздымаясь, словно явилась нежданно-негаданно, хотя, если бы он был к себе повнимательней раньше, то узнал бы всё, о чём просил в последнее мгновение, несмотря на свое обещание довериться ей.
Арин коснулся плеча Кестерл. Она вздрогнула от неожиданности с тем движением, что так хорошо ему было знакомо.
— Передумай, — попросил он. — Пожалуйста, вернись к утёсам.
— Нет.
Наконец он почувствовал страх, которым уже были заражены все остальные.
— Тогда держись поближе ко мне.
Что бы она ни собиралась ответить, это потонуло в первом же раздавшемся взрыве, разорвавшем мир на части.
Глава 32
Он не видел, куда упал первый снаряд, но услышал жуткий стук, который немедленно отозвался дрожащей землей у него под ногами. Ржание лошадей, крики людей. Где-то внутри левого фланга. Армия Рошара, открывшая ответный огонь, в основном промахивалась, потому что неимоверно сложно поразить движущуюся цель, да ещё и колышущуюся на волнах. Там, где снаряды падали в воду, в небо выстреливали гейзеры. Одно, промчавшееся мимо него ядро, ударило по лодке и разбило её в щепки. В море попадали лошади и люди.
Чёрный дым растекся по пляжу.
Первые валорианские лодки вытолкнули на берег. Солдаты выпрыгнули в море, вода была им по колено. Лошадей повели по пандусу на пляж. Пушки ждали своей очереди.
— Разбить их, — отдал приказ Рошар.
Его пушкари изрешетили первую волну валорианцев. Но на смену ей пришла вторая, а потом и третья, а там уже валорианцы выставили на позиции свои пушки, чтобы превратить вражеских пушкарей в дымящуюся, кричащую от боли груду тел и крови.
Лошадь Арина встала на дыбы. Он заставил её встать на все копыта, навалившись телом ей на спину. Он крепко прижался коленями к её бокам, предпочтя немного побороться и отвлечься от оглушающих звуков вокруг. Но даже после того, как Арин успокоил лошадь, он больше не был уверен, что та будет подчиняться его командам. А потом последовал негромкий звук, который он не должен был бы расслышать, — кто-то сглотнул.
Арин бросил взгляд на Кестрел. Джавелин — великолепный боевой конь, несокрушимый зверь — стоял неподвижно. У него не дрогнул ни один мускул. Но только не у неё. Кожа девушки обтянула скулы. Её глаза были слишком большими и бледными.
«Пожалуйста, — взмолился Арин, — даруй ей свою милость».
Его бог развеселился. «Если она не верит в меня, разве я могу поверить в неё?»
На берег высадился генерал. Арин его видел. Он понял, что и Кестрел его видит. С берега вглубь пляжа ринулось несколько колонн валорианцев.
Рошар приказал своему авангарду наступать.
Смерть вцепилась в шею Арина, как кошка хватает за шкирку котёнка. «Может быть, — промурлыкала смерть, — я явлю ей ту же милость, что и продемонстрирую тебе».
Сердце Арина заколотилось как бешеное, кровь хлынула по венам. Он опустил руку на пульсирующую болью кожу и отдернул, ожидая увидеть кровь.
Ничего.
В спину дул сырой ветер. Лошадь под ним дрожала. Пушки ухнули. Лошадь заржала, снова встала на дыбы. Она бросилась вперед, через ряды авангарда, прямо навстречу валорианцам.
* * *
Кестрел не видела Арина. Она не могла его увидеть, и это было сродни ощущению, словно она вообще ничего не видела.
Пушки затаили дыхание. Две армии схлестнулись. Она увидела, как произошло столкновение между первыми рядами. Брызги крови. Отвратительные маски страха и ненависти. Рука, рубящая с плеча. Тела, соскальзывающие с лошадей на песок им под копыта. И жестокость, которую она не могла видеть.
Где он?
Джавелин не шевелился. Он был камнем и это заставило её осознать, что и она стала камнем, сжимавшим в одной руке меч, словно хотела сжать эфес в ничто. Меч. Она и меч. Она не умела им орудовать.
Внутри неё предательски зашевелился змеей ужас, скользкий, петляющий.
Валорианцы пока не пробили линию фронта. Артиллерия не могла вступить в бой из страха попасть по своим же. Всего несколько мгновений и враг уже добрался до неё.
И тут Кестрел поняла, чего боялась больше всего. Пустых глаз Арина. Увидеть, как он истекает кровью.
Она пришпорила Джавелина, и тот повёз её между рядами.
* * *
Арина едва не сбросили с лошади. В него врезался валорианец. Арин принял удар на грудь, закрытую броней. Резко втянул в себя ртом воздух. Почувствовал ушиб, возможно, перелом. «Крови нет», — подумал он. В течение каких-то мгновений ему было трудно сосредоточиться, даже понять, что делали руки, что он видел или с кем воевал. Он задал своему богу неопределенный вопрос. Если бы он мог облечь его в слова, то попросил бы о божьей милости, которая позволила бы ему жить как можно дольше. Двадцать лет лучше, чем девять. Или божья милость позволяла погибнуть вот так, а не как-нибудь поужаснее? Или чтобы просто вернуться домой, в божью гавань. Мать, отец, сестра. Воды одиночества, тоски, потакания. Да, возможно, так оно и должно было быть, возможно, именно это подразумевал бог. Под милостью. Обещание: что заключительное мгновение, прежде чем один мир сменит другой, будет таким же сладким, как любовь.