Поцелуй победителя
Шрифт:
Его глаза потемнели, словно в них отразилась ночь, о которой Арин рассказывал недавно. Ночь, когда началась война.
Во всем этом был виноват отец Кестрель. Его образ встал перед глазами. Воспоминание сжало, точно тиски, до хруста в костях. Арин, похоже, догадался, о чем она подумала. Кестрель поняла, что тем самым сделала ему еще больнее. Маленькая Кестрель умоляла отца взять ее с собой на войну. Он обещал, что однажды она сможет поехать. Но Кестрель выросла. Их желания разошлись. Она все чаще просила его остаться, но генерал не соглашался.
История Арина переплеталась с ее историей, складываясь в странный узор. Молчание затянулось. Наконец
— Я останусь.
Кестрель подняла взгляд. Его слова оказались настолько неожиданными, что она потеряла нить своих мыслей.
— Если хочешь, — добавил он, — я останусь. Мы сможем побыть вместе.
— Если ты останешься здесь, а дакраны отправятся на юг воевать за тебя, союз развалится.
Арин уставился на свои руки.
— Или нет, если ты останешься ради королевы.
Он посмотрел на Кестрель с укором.
— Тогда нельзя.
— Так ты хочешь или нет, чтобы я остался?
Почему так всегда? Неужели, задавая любой вопрос, ты отдаешь свою судьбу в чужие руки?
— Это слишком дорого тебе обойдется.
— Подумай об этом. Хорошо? Мы уезжаем на рассвете. Ты можешь прийти к ручью возле конной тропы и сказать свое решение.
Кестрель следовало сразу ответить «нет», но она не смогла.
— В любом случае приходи, — добавил Арин. — Пусть даже затем, чтобы попрощаться. Пожелаешь мне удачи?
Перед глазами у Кестрель стояла страшная картина: истоптанная трава на поле боя и он — окровавленное, изломанное тело. Пепельно-серая кожа. Пустой, остановившийся взгляд глаз, чей свет давно погас. «Останься», — хотелось сказать Кестрель. Но невидимая рука зажала ей рот, напоминая о политических последствиях. Арин был обречен в любом случае. Смерть в битве — или же немногим позже, когда союз развалится и империя победит. Слезы подступили к глазам. Кестрель отвернулась, чтобы скрыть их.
— Ты не хочешь пожелать мне удачи?
— Хочу. Удачи.
Арин неуверенно произнес:
— Если я не увижу тебя на рассвете, то пойму, что ты хочешь, чтобы я уехал.
— Я приду, — сказала Кестрель. — Обещаю.
18
В эту ночь Кестрель так и не легла. Она бродила по спящему дому, разглядывала медные кастрюли на кухне — сверкающие, маленькие луны. Она поднималась и спускалась по лестницам, ступая тихонько, как мышь. Кестрель нашла библиотеку, вспомнила, как когда-то давно касалась корешков книг, и теперь снова провела по ним рукой. Воспоминания превращались в прикосновения, а те в свою очередь оживляли память. Вот фортепиано, огромный темный силуэт в гостиной. Арин привез его из дома Кестрель. Это было еще до тюрьмы, до императорского дворца. Арин попросил ее остаться с ним. А Кестрель сбежала, добралась до гавани и украла рыбацкую лодку. Шторм в море. Император. Выбор. Столица. Тугие корсеты. Сахар. Снег. Темные капли крови. Ободранные до костей пальцы.
«Выбирай», — потребовал император в их первую встречу. Кестрель сразу поняла, что он хитер и безжалостен. Она сделала свой выбор. Решила выйти за принца. Отец так ею гордился.
Воспоминания мурашками пробегали по коже. В окно Кестрель увидела гавань. Посеребренный луной залив сиял, точно гигантское ведро, наполненное светом. Несмотря на теплую погоду, она обхватила себя за плечи и растерла их. Это была привычка человека, который долгое время мерз. Когда Кестрель осознала, что делает, то замерла в удивлении. Казалось, у ее сознания одна память, а у тела — другая, и не все воспоминания совпадают.
Кестрель знала, что здесь тепло, но все равно чувствовала холод, словно в сердце попал осколок льда. Она не могла решить, что скажет Арину на рассвете. Необходимость выбора заслонила собой все. В голове не осталось даже слов «уезжай» или «останься», только «выбор». Кестрель боялась этого больше всего. Ей не раз уже приходилось расплачиваться за принятые решения.
Она взглянула на гавань и вспомнила, как стояла на причале зимой, выдыхая облачка пара. Арин тоже был там. Рука Кестрель потянулась к острому осколку цветочного горшка, заменявшему ей нож. Потом в памяти всплыла рыбацкая лодка, которая покачивалась на волнах у причала. Тогда Арин отпустил Кестрель. Предпочел подарить ей свободу, рискуя собственной жизнью, потому что мысль удерживать ее силой была невыносима.
Нет, холод в сердце не связан с Арином. Не он вызывал у Кестрель этот безотчетный страх, мешавший вспомнить, кто она и что совершила — и что сделали с ней. Кто же такая Кестрель? Она перебрала в уме все, что знала, внимательно изучила осколки прежней себя. Достойная преклонения, если верить Арину. Смелая, судя по чужим рассказам. Она представила эту Кестрель, легендарную героиню, и подумала, что хотела бы походить на нее.
Ноги уже несли ее куда-то. Кестрель добралась до комнат Сарсин. Бесшумно ступая по половицам, она распахнула двери, открыла шкаф, оделась, потом натянула сапоги. Войско отправится на юг с рассветом. У нее еще есть несколько часов. Хорошо, что луна яркая. Кестрель вышла из дома через черный ход для слуг. Оказавшись на воздухе, она прибавила шагу, прошла через сад и поспешила к конюшне.
Высокая темно-зеленая трава шелестела вокруг виллы под дуновением теплого ветра. Кестрель пустила Ланса шагом по направлению к дому. Наверное, где-то поблизости скрывался пруд или ручей: слышалось кваканье лягушек. Над головой светила, затмевая звезды, полная луна. Молчаливый дом казался огромным. Все окна были закрыты. По телу Кестрель пробежала дрожь. Страх, который она испытывала, вдруг стал отчетливее и приобрел совершенно конкретную форму. Это был страх боли.
Кестрель перекинула ногу через седло и спрыгнула. Трава щекотала кожу, но Кестрель упрямо шла вперед, сосредоточившись на этих раздражающих прикосновениях. «Это трава, — сказала себе Кестрель. — Просто трава. А дом обычный. И луна — всего лишь луна. Самые обычные вещи, ничего больше». Земля под ногами сменилась плиткой, превратившись в заросшую мощеную дорожку. Кестрель пошла дальше, сжимая в руке незажженный фонарь, который достала из седельной сумки. Ей хотелось зажечь его, и в то же время она боялась того, что может увидеть. Этот дом, окна верхнего этажа, парапеты, портик казались такими родными, знакомыми — и хранили тайну, которую Кестрель должна узнать.
Когда она вышла из травы, то сразу почувствовала себя обнаженной и беззащитной. Кестрель оглянулась и увидела выгнутую шею Ланса. Потом она снова повернулась и посмотрела на окна виллы, напоминающие черные глазницы. «Там ничего нет, — заверил ее Арин. — Дом стоит пустой». Но там точно что-то пряталось, разрастаясь внутри стен. «С тобой буду я», — пообещал Арин в тот день на конной тропе. Кестрель знала, что может прямо сейчас развернуться, поехать домой, разбудить его. Он бы не стал задавать вопросов, просить «подождать». «Там что-то страшное», — сказала бы она и замолчала, не в силах продолжать. «Я поеду с тобой, — ответил бы он. — Ты будешь не одна».