Поцелуй победителя

Руткоски Мари

— У нее нет ни таланта, ни опыта.

— Она сама так захотела, Арин. Я ее прекрасно понимаю и, честно сказать, очень надеюсь, что она поможет нам победить.

— Пусть Кестрель будет твоим советником. Возьми ее в армию, дай звание, если хочешь. Но в бой не пускай.

— Ладно, — пожал плечами Рошар. — Раз ты так просишь.

Арин отвернулся, собираясь уйти. Готова разрывалась от мыслей, сердце ныло. Вдруг Рошар коснулся его плеча с неожиданной мягкостью.

— Я знаю, ты хочешь, чтобы она всегда была в безопасности. Увы, в нашем мире это

невозможно.

Арин уговорил двух гэрранских офицеров лечь спать в одной палатке. Освободившуюся он сложил и взвалил на плечо. Потом нашел женщину, которая была примерно такого же роста и комплекции, как Кестрель, и отдал ей маленький засапожный нож в обмен на рубашку и штаны. Затем Арин порылся в обозе, но его ждало разочарование: все запасные доспехи были огромными, мечи — слишком тяжелыми. Он посмотрел на ряды пищалей, спрятанных в повозке с двойным дном под горами фуража. Так ни на что и не решившись, он оставил орудия на месте. В конце концов Арин взял восточный арбалет. Даже если Рошар и впрямь не пустит Кестрель в бой, нельзя исключать вероятность внезапной атаки.

Когда Арин наконец принес свою добычу к палатке, вокруг окончательно стемнело. Лицо Кестрель освещали блики костра, разведенного неподалеку. Стараясь поменьше смотреть в ее сторону, Арин опустился на корточки, чтобы закрепить опоры для палатки. Он воткнул в землю колышек и заметил, что стало немного суше.

— Я подумала… — Раздался в темноте голос Кестрель. Но договаривать она не стала и слегка коснулась его запястья пальцами, будто крылышками мотылька.

Арин вздрогнул. Он сделал это непроизвольно и в ту же секунду пожалел, что не может вернуть все назад. В голове вспыхнули кошмарные картины: хамелеоновая моль, подписанный договор в холодной руке Кестрель, валорианка, которую Арин убил на корабле, кровь на черных волосах матери.

Кестрель отстранилась, словно в ней отозвалось эхо его боли.

— Я сама могу. — Она забрала камень из руки Арина. — Я знаю, как ставить палатку. Отец учил меня.

«А что еще ты помнишь?» — едва не спросил Арин и тут же испытал приступ отвращения к себе. Он ведь знал, как ее ранили эти воспоминания. Арин всегда не выносил генерала, но сейчас ненависть забила в нем горячим фонтаном.

— Я не пощажу твоего отца, — решительно произнес он.

В темноте он почти не мог разглядеть ее лицо.

— Я и не прошу об этом, — ответила Кестрель.

21

Они продолжили двигаться на юг. Арин старался держаться на некотором расстоянии от Кестрель. Пару раз они ехали рядом, и ничего хорошего из этого не вышло. Он не мог справиться с собой и смириться с тем, что случилось. Когда она впервые догнала его верхом на Лансе, у него невольно вырвалось:

— Во имя богов, у тебя ведь даже доспехов нет!

— Я понимаю, что ты волнуешься, — тихо ответила Кестрель.

— Отец заставлял тебя идти в армию. Ты сопротивлялась, ведь музыка была тебе дороже. Однажды ты сказала мне, что не хочешь убивать.

— Эта война для меня многое значит.

— Раньше ты такого не сделала бы.

— Знаю. Я изменилась.

Ее слова прозвучали для Арина как никогда искренне. Кестрель не раз повторяла ему и настаивала: той девушки, которую он знал, больше нет. Он вспомнил, в чем поклялся тогда, в палатке. Она ничего не обещала в ответ. Но печалиться об этом, когда впереди ждали худшие горести, казалось неправильным, и Арину стало стыдно.

Кестрель расслабленно сидела в седле, ее волосы сверкали на солнце. За ее спиной тянулась конница. Ветер трепал сине-зеленое восточное знамя. Арина охватил такой удушающий страх, что он едва не пропустил ответ Кестрель. Она пообещала вести себя осторожно, не рисковать собой. Но сказать такое во время войны было настолько абсурдно, что Арин не нашелся, что ответить. Кестрель замолчала.

В следующий раз, увидев, что она направила Ланса в его сторону, Арин свернул левее и нашел себе занятие. Вечером он дождался, когда Кестрель поставит палатку, после чего отыскал свободное место подальше от нее.

Кестрель находилась где-то на периферии его поля зрения. Когда на рассвете войско снималось со стоянки, Арин то и дело замечал ее яркую макушку. Кестрель без труда заводила разговоры с гэррани, просила восточных воинов обучить ее простым словам на дакранском. Постепенно солдаты перестали опасаться ее и начали улыбаться. Они полюбили ее, забыв об изначальной неприязни и ее непривычной внешности, ведь выглядела она как настоящая валорианская воительница.

Кестрель много времени проводила с Рошаром. Даже издалека Арин видел, как принц поддразнивает ее, а та смеется. В такие моменты внутри Арина сжимался невидимый кулак. В сумерках Кестрель с Рошаром играли в карты. Проиграв впервые, принц долго и громко ругался на родном языке.

Однажды вечером, когда они были лигах в десяти от поместья Эррилит, Арин пришел к палатке Рошара, которая по размеру больше напоминала шатер и вмещала небольшой столик, несколько складных тканевых стульев и плетеную кровать вроде тех, что использовали восточные кочевники. Матрас у принца был перьевой, а не соломенный, а на столике обнаружилась жареная дичь, очищенные красные ягоды и миска восточного риса со специями, которые придавали ему оранжевый оттенок. Арин как-то пробовал эту приправу: она оказалась остро-сладкой, с горьковатым привкусом. На столе также стояла бутыль с вином, две оловянные чашки и две тарелки.

— И вот, — воскликнул Рошар, который сидел на стуле из тикового дерева, обитом зеленой тканью, — разверзлись небеса, и перестал чужак быть чужаком!

Арин уставился на него в недоумении.

— Это поэзия, — объяснил принц. — Правда, в переводе звучит так себе.

— Ты кого-то ждешь.

— Возможно. Но пока сгодишься и ты. Садись, поговорим.

— Кестрель?

— Что, прости?

— Ты ждешь Кестрель? — Вопрос получился похожим на утверждение.

Рошар прокашлялся.