Поцелуй с дальним прицелом
Шрифт:
– Может, у них какой-то национальный праздник, у арабов? Что-нибудь такое религиозное, что требует мгновений тишины? – предположила Алёна.
– По своим национальным праздникам они не работают. Может, дело в том, что этот туарег пришел?
От изумления Алёна нечаянно разжала пальцы, и ручка сумки-тележки вывалилась из них. Сумка грохнулась на асфальт.
– Туарег?! Какой туарег?
– Ну вон тот, в синем, видите?
– Это нищий? А почему из-за него?..
– Он вовсе не нищий, – перебила Марина. – Это хозяин всего рынка.
Алёна, которая уже начала было поднимать сумку, снова ее уронила.
– Хозяин?!
– Ну да. Очень богатый. Наверное, миллионер. И очень строгий. Иногда вот так появляется, садится в центре базара – все по струнке ходят.
– Наши миллионеры и крутые рыночники все с охраной ходят, – сказала Алёна. – А этот один сидит. А вдруг конкуренты навалят с разборкой? Мочканут как пить дать!
– Да тут, наверное, полрынка его охрана, – пояснила Марина. – Просто мы их не видим. Разборки могут быть, это точно. Хотя сей дед уже давно этот рынок держит, и никто его до сих пор не тронул. Наверное, он очень уверенно себя чувствует.
– И он в самом деле туарег?!
– Вы же видите, что он в синем!
Ах да. Алёна наконец-то вспомнила все, что слышала несколько лет назад от экскурсовода во время поездки в Марокко (где она, кстати, и побывала на настоящих восточных базарах Марракеша и Агадира).
Африканское племя туарегов называют «людьми в синем» из-за одежд цвета индиго. Лица у туарегов закрывают не женщины, а мужчины, причем даже в кругу семьи; из-за этого их еще называют, кажется, «кель тигельмуст» – «народ покрывала». Якобы краска этих покрывал проникает в кожу, поэтому некоторые считают, что слово «туареги» означает не столько «люди в синем», сколько «синие люди». Еще арабы зовут туарегов «ат Таварика», что значит «забытые Господом». Хотя вернее будет сказать – избранные… Туареги особый народ, особая раса, некогда они контролировали все караванные пути, да и сейчас считаются королями пустыни. Это загадочный народ, который весьма чтит свою прародительницу, легендарную царицу Танаит – Тин Хинан, как называют царицу некоторые исследователи, и в память о ней щиты и мечи туарегов завершаются рукоятью в виде буквы Т. Гробница Танаит находится в Абалесса, древней столице области Хоггар. Уверяют, что гробница «матушки» обладает целебной силой.
Судя по всему, эта славная правительница туарегов очень напоминала амазонку: во всяком случае, туареги остались приверженцами матриархата. Женщины вершат у них правосудие и сами выбирают себе мужей. Туареги исповедуют асри – это абсолютная свобода нравов у всех незамужних женщин-туарегов: девушек, разведенных дамочек или вдов. Независимая от мужчины женщина может распоряжаться своим телом, как ей угодно, и никто не вправе ограничивать ее свободу. Чем больше у нее любовников, тем выше ее репутация.
Что-то рассказывал экскурсовод и про амулеты туарегов… Ну да, ведь пустыня коварна, и, чтобы выжить в ней, нужны надежные амулеты. Наверное, этот нищий (или миллионер?) считает, что Париж не менее коварен, недаром же нацепил на себя столько блестящих штучек.
Алёна узнала шестиугольный кинжал с солнцем в центре, символ верности и бесстрашия, щит, хранящий своего хозяина от ударов судьбы, стрелу-завоевание, которая приносит удачу и «поражает» сердце любимого человека. Значения других амулетов она не знала.
С любопытством разглядывая висюльки владельца рынка, она не обнаружила, однако, креста туарегов. Ну да, говорят, что носить его достоин далеко не каждый. Если на цепочке на груди странника висит крест с солнцем посредине, значит, этого человека можно считать избранником судьбы и царицы Танаит: после смерти он встретится с нею в раю и будет удостоен ее любви.
Неужели владелец рынка не заслужил креста Танаит?
Странно – там, в Марокко, слушая эти экзотические, но все же отлакированные рассказы, призванные поражать воображение туристов, Алёна не слишком ими впечатлялась и смотрела на туарегов как на ходячие экспонаты из какого-то музея. Но в позе, в осанке этого старика в синих одеяниях было что-то невероятно подлинное, хотя он сидел всего лишь в центре парижского рынка, грея старые кости под бледным европейским солнышком, а не покачивался на верблюде посреди сверкающей Сахары. Почему-то при взгляде на него даже сердце слегка щемило.
– Ну ладно, продукты-то покупать надо, – вернула ее к действительности Марина. – Где тут мой список?
Список был обширен, между рядами ходили минут сорок: ведь продукты покупались и для остающейся в Париже Алёны, и для семейства, отъезжающего в Мулен, – потом вошли в арабскую бушерию, где Алёна впервые наблюдала процесс мгновенного изготовления фарша (говяжьего). В курином магазине по просьбе Марины курочку меленько порубили. Алёна старательно делала вид, что она уже, как и Марина, вполне привыкла к благам цивилизации, но все же потихоньку вздыхала. И это ведь самый обычный рынок… Да здесь везде так!
Это наша национальная особенность, русских, вздыхать за границей: дескать, за державу обидно до слез!
Наконец сумка-тележка была набита до скрипа колесиков; кроме того, и Марина, и Алёна были обвешаны пластиковыми сумочками с нежным товаром: абрикосами, клубникой, малиной.
– Не перепутать бы, что с собой берем, что оставляем, – озабоченно сказала Марина. – Ах, какая жалость, что вы не хотите с нами ехать!
– А почему вы покупаете продукты на рынке? – быстренько перевела разговор Алёна, которой жутко не хотелось тащиться в глушь бургундскую, в какой-то неведомый Мулен: три часа в автомобиле представлялись писательнице, которую частенько и в трамвае укачивало, чем-то ужасным. – Наверное, там, на базаре, все это дешевле было бы купить?
– В Мулене нет ни базара, ни магазина. Практически все съезжаются туда только на лето, а зимой живут кто в Париже, кто в Дижоне, кто в окрестных городах. Выгоднее ежедневно наезжать туда со своим фургоном буланжье, в смысле, булочнику, чем держать магазин. Боже, какие у него багеты, какие слоеные пирожные с мирабелью… – пропела Марина-сирена, однако Алёна сделала вид, что не слышит.
Подумаешь, пирожные! Что, она в Париже пирожных не поест, что ли? Да и вообще, ей надо худеть. Начать бегать по утрам. Зря, что ли, везла с собой кроссовки и шорты? Жаль, что тут, в городе, не больно-то разбегаешься. Простор нужен! То ли дело – на Откосе над Волгой носиться!..
– Мы будем останавливаться на выезде из Парижа, там огромный супермаркет «Карфур», муку купим, сахар, масло, но я не люблю овощи из «Карфура», они какие-то ненатуральные. А в Тоннере, это семнадцать кэмэ от Мулена, очень дорогие магазины, – продолжала Марина. – Туда не наездишься. Нет, думаю, нам на пять дней как раз хватит. Ой, Алёна, ну поехали с нами, а? – почти простонала она. – Честное слово, не пожалеете. Бургундия очень красива, к тому же вы там столько почерпнете для себя как детективщица…