Почему ненавидят Сталина? Враги России против Вождя
Шрифт:
Весь замысел Средуралмедстроя был в том, что он должен был скомбинировать металлургическую и химическую части. Химическая часть не строилась совсем. Я сделал так, что отделил эту химическую часть, передал ее в Главхимпром Ратайчаку, где она замариновалась окончательно… Еще больше отставала рудная база. Я лично, кроме всего прочего, отделил эту рудную базу от строительства завода с таким расчетом, что рудная база подготовлена не будет.
Теперь о вагоностроительном заводе на Урале, где работал начальником строительства троцкист, участник уральской группы – Марьясин прежде всего, направлял средства на ненужное накопление материалов, оборудования и прочего. Я думаю, что к началу 1936 года там находилось в омертвленном состоянии материалов миллионов на 50. <…> Цех крупного строительства, инструментальный цех, затем центральный – вагоносборочный цех завода систематически задерживались строительством. <…> Что касается Москвы, здесь определенную работу в химической промышленности проводил Ратайчак и Пушин». Рассказывая о фактах вредительства, Пятаков показал, что его подельниками «в серно-кислотной промышленности скрывались и снижались мощности заводов…. Задерживалось строительство новых содовых заводов». <…> При моем непосредственном участии… шла систематическая переделка проектов, постоянное затягивание проектирования и тем самым затягивание строительства».
Рассуждая о причинах, приведших обвиняемых на скамью подсудимых, Фейхтвангер отмечает, что «большинство из этих обвиняемых были в первую очередь конспираторами, революционерами, бунтовщиками и сторонниками переворота – в этом было их призвание… К тому же они верили в Троцкого… не следует забывать о личной заинтересованности обвиняемых в перевороте. Ни честолюбие, ни жажда власти у этих людей не были удовлетворены.
Они занимали высокие должности, но никто из них не занимал ни одного из тех высших постов, на которые, по их мнению, они имели право; никто из них, например, не входил в состав «Политического Бюро»… Они были в некотором смысле разжалованы, и «никто не может быть опаснее офицера, с которого сорвали погоны», говорит Радек, которому это должно быть хорошо известно».
Впрочем, среди подсудимых были не только разжалованные «офицеры». Группа троцкистов, работавшая в Сибири, состояла из более молодого поколения и проявляла в преступной деятельности собственное творчество. Отвечая на вопросы прокурора, Шестов показал: «В Прокопьевском руднике была проведена камерно-столбовая система без закладки выработанной поверхности. Благодаря этому мы имели на Прокопьевском руднике к концу 1935 года около 60 подземных пожаров и 60 с лишним процентов потерь угля, вместо обычных 15–20 процентов.
Вышинский: Кто вам помогал в этой преступной работе?
Шестов: Мне помогал Строилов, управляющий Прокопьевским рудником Овсянников и главный инженер этого же рудника Майер. При их содействии была несвоевременно начата углубка шахт, в частности шахты Молотова. Сознательно законсервировали с 1933 года сотый горизонт шахты Коксовой; своевременно не начали углубку шахты Манеиха и шахты 5–6 задержали до 2 лет. По Прокопьевскому руднику лично мною были заложены две крупные шахты 7–8 на таком угольном месторождении, где, я это заранее знал, будут крупные неприятности при эксплуатации. Все это делалось сознательно. На шахте Коксовой, на шахте 5–6 при монтаже оборудования и при монтаже подземной электростанции и других механизмов была проведена крупная подрывная работа. Это проделал завербованный мною инженер Шнейдер с группой своих помощников».
Однако сибирские троцкисты занимались не только вредительством и диверсиями. Они промышляли и грабежом. Шестов признался: «Было ограбление Анжерского банка. При моем участии, по моему заданию. Дело было в 1934 году. Мною был завербован управляющий отделением Государственного банка Анжеро-Судженского района Фигурин, он привлек в организацию старшего кассира Соломина, и они для целей нашей организации изъяли из кассы 164 тыс. рублей и передали мне.
Вышинский: А вы что сделали?
Шестов: Я их так распределил: часть денег, около 30 тыс. рублей, оставил для Анжерской организации, для террористической группы, которая была там – группа Шумахера и Федотова – и для других целей. 40 тыс. рублей я передал Муралову для других организаций, лично ему подведомственных и подчиненных, и 30 тыс. он еще просил у меня для Кемерова. Муралов получил 70 тыс. рублей. Остальные деньги я отдал для Прокопьевской организации. Черепухину я дал около 15 тыс. рублей и около 30 тыс. рублей отдал Овсянникову».
Начальник хозяйственного отдела Управления рабочего снабжения Кузбасса, один из ближайших сторонников Троцкого Н. Муралов был арестован 17 апреля 1936 года. Он отрицал свою вину восемь месяцев. Но, когда другие подследственные стали давать подробную информацию, то 5 декабря сознался и он. Муралов говорил на процессе: «Хотя я и не считал директиву Троцкого о терроре и вредительстве правильной, все же мне казалось морально недопустимым изменить ему. Но, наконец, когда от него стали отходить остальные – одни честно, другие нечестно – я сказал себе… должен ли я оставаться таким святым? Для меня это было решающим, и я сказал: ладно, иду и показываю всю правду».
Но более важным психологически, считал Фейхтвангер, явилось то, что «они больше не верили в Троцкого, потому что внутренне они не могли уже защищать то, что они совершили, потому что их троцкистские убеждения были до такой степени опровергнуты фактами, что люди зрячие не могли больше в них верить… Люди, верящие в свое дело, зная, что они обречены на смерть, не изменяют ему в последний час».
В середине прошлого столетия, когда существование советского строя казалось непоколебимым, обыватель тоже не верил в то, что перед войной были люди, готовые пойти на террор, на диверсии – на свержение Советской власти. Государство, оставленное нам в наследство Сталиным, стояло на таком прочном фундаменте, что оно казалось способным противостоять любому агрессору. И уж тем более никто бы не поверил, если бы ему сказали, что в конце столетия Москву будут сотрясать адские взрывы, террористы начнут захватывать в заложники детей, а на окраинах страны станут шакалить преступные банды. Такого пророка сочли бы умалишенным.
Во время судебного разбирательства тема вредительства и намерения по физическому устранению руководителей Советского государства уже не стали сенсацией. Не являлось особенностью дела и то, что, как и на предыдущем процессе террористов 1936 года, подавляющее большинство обвиняемых составляли люди еврейской нации. Эта национальная особенность подсудимых давала либеральным историкам основание апеллировать весьма шатким доводом, что, мол, «в борьбе против Сталина евреи не могли искать сотрудничества с Гитлером».
Поэтому обратим внимание на следующие обстоятельства: выдворенный из СССР в 1929 году и отправивший на следующий год сына в Берлин, сам Троцкий долгое время оставался на Принцевых островах. И лишь после прихода к власти Гитлера, летом 1933 года он подался в Европу. Зачем? Что он там собирался делать? Какие тайные цели заставили биться быстрее клокочущее от ненависти к Сталину сердце Лейбы Бронштейна?
Очевидно, что его переезд так или иначе был связан с приходом к власти Гитлера. Да, позже, ужас Второй мировой войны заставил рассматривать главу Третьего рейха как исчадье ада, но в начале тридцатых годов он не воспринимался таковым. Наоборот, пришедший к власти под лозунгами национального возрождения, Гитлер рассматривался вполне респектабельным политиком даже в «демократическом» мире, но Троцкий сразу почувствовал изменение направления ветра и спешил наполнить им свои политические паруса. В середине 1934 года он писал своим сторонникам, что «его, Троцкого, установка о невозможности построения социализма в одной стране совершенно оправдалась, что неминуемо военное столкновение…»