Почему ненавидят Сталина? Враги России против Вождя
Шрифт:
…Отличался исключительной надменностью по отношению к рабоче-крестьянской молодежи, считал себя теоретиком-международником. Вечно лебезил перед Троцким, якшался с Бухариным, вместе с которым протащил в старую программу комсомола троцкистский тезис о том, что «Россия может прийти к социализму лишь через мировую пролетарскую революцию».
…И, наконец, в числе этой, на взгляд Бухарина, славной плеяды находится Ефим Цетлин – из буржуазной семьи. Отец был соучастником одной частной торговой фирмы. Сам Цетлин происходит из Лефортово, мы его хорошо знаем. Был большим поклонником теории Богданова, всюду доказывал правоту этого Богданова. Никогда в жизни не был на практической работе.
Бухарин в своем заявлении в ЦК партии, где он дает объяснение на материалы следствия,
Это глубокая ложь, ибо Ефим Цетлин никогда таким не был. В доказательство спросите любого большевика из Лефортовского района, и он вам это подтвердит. Он был студентом, причем типичным маменькиным сынком. (Смех в зале.)»
Конечно, Бухарину льстило наличие приверженцев, видавших в нем вождя, и это подталкивало его к действиям. Особую активность он стал проявлять с началом коллективизации. Она не вписывалась в его идеологическую платформу. В это время он пошел на сближение с Рыковым и Томским. Бухарин пишет в своих показаниях: «Примерно к тому же времени начались нелегальные совещания ряда членов ЦК… <…> Первое такое совещание было на даче у М. Томского, где я выступил с тезисами, формулировавшими мои взгляды. Там был я, Томский, не помню, был ли Рыков, некоторые члены ЦК – профсоюзники (помню Угарова), был, кажется, Смирнов («Фома»), В. Полонский, Н. Антипов, Догадов, возможно, что и Угланов. <…>
Совещания эти продолжались, обычно концентрируясь хронологически перед пленумами ЦК или какими-либо важными партийными собраниями и имели своей непосредственной целью организацию фракционных выступлений на этих пленумах. Важную роль на этих совещаниях играли т. н. «москвичи»: Угланов, Котов, Куликов, В.Михайлов, Рютин, Яковлев…
На этих совещаниях бывали многие т. н. рыковские «ученые секретари» С. Радин, Нестеров… и мои сторонники: Слепков, Марецкий, Е. Цетлин и другие, причем они играли роль подсобного аппарата… Совещания эти обычно происходили в Кремле, на квартирах у Томского, Рыкова или у меня».
Бухарин писал, что «в 1930–1931 гг. политическая ситуация в стране крайне обострилась… Трудности возрастали, и началась со стороны правых политическая спекуляция на этих трудностях. Мы собирали всевозможные сведения о сопротивлении коллективизации, о разнообразных проявлениях крестьянского недовольства, об убое скота, об отсутствии хлеба, о росте дороговизны, о различных экономических парадоксах (это называлось «экономика дыбом»), тщательно подбирались такие факты, что извозчики кормят лошадей печеным хлебом, ибо это дешевле, и т. д. до бесконечности. <…>
Расчет на использование этих трудностей стал главной темой соответствующих разговоров и обсуждений в среде членов правой контрреволюционной организации на квартирах у Рыкова, у меня, у Томского, в разговоре с членами правой группы на квартире у Слепкова, Астрова и др.» <…> Прежде всего, «тройка», формально капитулировавшая, превратилась теперь в нелегальный центр правой организации.
Близко к этому центру стоял и А.С. Енукидзе. Томский неоднократно с ним беседовал и сообщал ему… о соответствующих настроениях по отношению к экономической политике и по отношению к вопросам «внутрипартийного режима». У меня были тоже встречи с Енукидзе, во время которых он высказывал явное сочувствие ко мне, Рыкову и Томскому, как к «обиженным». Томский рекомендовал его, как человека «своего»… Енукидзе оказался вовлеченным в орбиту внимания правого центра и через Томского стал в близкие к нему отношения».
Правда, к этому времени, чтобы остудить пыл ретивых максималистов, «партийным решением» их разослали «по разным городам: в Воронеж, Самару, Ленинград, Новосибирск и т. д.» Но, по признанию Бухарина, обсудив ситуацию на совещании «правого центра», оппозиционеры решили, что «нет худа без добра», вознамерившись заняться «сколачиванием новых кадров на периферии для вербовки новых сторонников». Периодически посещая Москву, пылкие «р-р-еволюционеры» сообщали «о настроениях на местах, о местных работниках, о своих «успехах» в деле подбора кадров контрреволюционной правой организации». Работа кипела, и это согревало душу их вождя.
«Обычно, – пояснял в своих письменных показаниях Бухарин, – эта информация передавалась не на совещаниях центра, а другими путями: эти приезжавшие заходили ко мне или к Томскому или к Рыкову и рассказывали о положении дел… Из вопросов, имевших особое значение, следует отметить информацию Рыкова о Ягоде. Рыков, который был в свое время связан с Ягодой… однажды сообщил, что Ягода заявил себя нашим сторонником, но что он, Ягода, желает держаться на особо конспиративном положении в силу рода своей службы и что это особо конспиративное положение нужно тщательнейшим образом оберегать».
В начале лета 1932 года, «на даче у Томского», прошло совещание центра правых, на котором заговорщики пришли к выводу, что «платформа правых» 1929 г. устарела, и «было решено приступить к выработке новой платформы». Ее основную суть решили сосредоточить на критике «партийного режима, «диктатуры Сталина» и обосновать «переход к методам насильственного свержения руководства». На этом совещании тройки было решено, что платформу будут вырабатывать «ребята» Угланова.
Сын крестьянина Николай Угланов образование получил в сельской школе, до революции работал приказчиком в Петербурге. В 1913–1914 гг. стал председателем профсоюза торгово-промышленных служащих. В сентябре 1921 г. стал секретарем Петроградского губкома ВКП(б), но после вступления в конфликт с главой Ленинграда Зиновьевым в феврале 1922 г. был переведен секретарем Нижегородского губкома. С осени 1924 года 1-й секретарь Московского комитета партии и член ЦК. Став одним из лидеров «правых», он выступил против сворачивания нэпа, форсирования индустриализации и коллективизации и в ноябре 1928 года лишился своих постов. После этого работал председателем Астраханского горбыттреста, затем начальником сектора по производству товаров ширпотреба в Наркомате тяжпрома.
Понятно, что у амбициозного фрондера, фактически не имевшего образования, но совершившего головокружительную карьеру от приказчика до 1-го секретаря московской парторганизации, а затем лишившегося престижных постов, были все основания ненавидеть Сталина. Поэтому Угланов принял поручение центра правых, и через некоторое время платформа была выработана.
Причем, как пишет Бухарин: «Она получила известность под именем рютинской платформы. Однако была платформой всей правой контрреволюционной организации… Ее идейные основы – критика экономической политики партии и правительства, критика внутрипартийного режима и т. д.; ее теоретические предпосылки…»
Бухарин пояснял далее, что «Рютинская группа должна была прикрыть то обстоятельство, что платформа является платформой всей правой организации в целом: это был псевдоним, под коим выступала организация правых, псевдоним, обеспечивавший от ударов центр и организацию в целом. Платформа эта была выпущена под руководством УГЛАНОВА. <…>
Я уехал в отпуск, предварительно дав от имени центра правых согласие на созыв совещания из периферийных работников контрреволюционной организации правых. Инициатива созыва коего принадлежала… А. Слепкову [56] , летом 1932 года приехавшему из Самары в Москву… Эта конференция и состоялась в конце лета 1932 года в мое отсутствие, причем связь ее с центром правых поддерживалась через М.П.Томского, который был связан со Слепковым и другими через посредство одного из ближайших друзей А. Слепкова Жирова, работавшего в ОГИЗе, во главе которого работал Томский.
56
Слепков Александр образование получил в так называемом «Институте красной профессуры». В 1924—28 гг. работал в газете «Правда» и журнале «Большевик». В 1928 г. уволен и переведен зав. агитпропом Средне-Волжского крайкома. С 1930 г. «за правооппортунистические ошибки» дважды исключался и восстанавливался в партии. В последний, третий раз исключен в октябре 1932 г.