Почему стоит читать? Сборник статей
Шрифт:
Особенной любовью Тургенев пользовался среди литераторов во Франции. Флобер был привязан к нему по-братски, а Мопассан отзывался о Тургеневе, писателе и человеке, не иначе как с восторгом и считал, что он более велик, чем Флобер. Ренан – об этом напоминал Джордж Мур в своих «Признаниях» – считал тургеневские романы и повести высочайшим, со времен античности, свершением литературы, да и сам Мур полагал, что в мире существовали лишь два великих повествователя, Бальзак и Тургенев: только они, по его мнению, были способны создавать бессмертные произведения.
Впервые я прочел Тургенева в самом конце XIX века. Рыцарь литературы, наш профессор С.-Дж. Макмуллен, целый час вещал с кафедры о том, какое это великое свершение – роман «Отцы и дети», и его энтузиазм был убедителен.
Да, роман «Отцы и дети»
Толстой как-то гостил у Тургенева, и тот, естественно, пожелал узнать мнение коллеги о своем только что созданном произведении, почему оставил Толстого в гостиной наедине с «Отцами и детьми». «Чтобы читать было удобно, – рассказывает исследователь Эйлмер Мод, – Толстой прилег на большой диван и начал чтение, но роман показался ему столь «сделанным» и малоинтересным, что он заснул и проснулся от странного ощущения и снова увидел спину удаляющегося автора…»
Тургенев, который был старше Толстого десятью годами, приветствовал его литературные успехи, однако человек раздражительный одобрение и даже помощь «стариков» способен ошибочно истолковать и отвергнуть как излишнюю опеку, а оба они, и Толстой, и Достоевский, не в состоянии были и помыслить о том, что к ним можно относиться покровительственно.
Достоевский, который сначала чуть ли не боготворил Тургенева, спустя несколько лет критиковал его за «нелепую» важность и «аристократически-снисходительную» манеру заключать в объятия и подставлять щеку для поцелуя. Если бы мы знали о Тургеневе только со слов его русских литературных соперников, то какое превратное понятие мы бы о нем получили! Превратное, если сравнивать его с впечатлением от романов писателя или свидетельствами французских друзей. Они-то считали Тургенева Титаном Дружелюбия и Благожелательности. Полагаю, что они были ближе к истине. Не могу принять и толстовское высказывание о Тургеневе как весьма капризном, сердитом «диспептике», и не способен согласиться с толстовской же критикой героини романа «Накануне», чей образ он считал безнадежно плохим. Не согласен я и с утверждением о равнодушии Тургенева к его персонажам, о том, что он не испытывал к ним каких-либо добрых чувств и вообще изображал «уродов, которых автор бранит, а не жалеет» [33] . Правда, когда Толстой писал об этом, он сам никаких романов не читал и не советовал их читать другим, в особенности тем, кто находится в подавленном состоянии духа и не знает, чего ждать и хотеть от жизни. Однако даже и тогда Толстой ставил «Накануне» выше романа «Дворянская усадьба», который вторично на английский был переведен под его истинным названием: «Дворянское гнездо».
33
Л.Н. Толстой. Письма 1845–1886. «Худ. лит.», М. 1965, стр. 212–213.
Нетрудно оспорить толстовское мнение, что этот роман слаб и банален… Да, его сюжет можно положить в основу современного голливудского фильма, и, тем не менее, Лиза никогда бы не позволила себе даже во имя любви к мужчине изменить священному религиозному долгу. Но, может быть, именно это Толстой и считал слабостью и банальностью? [34]
Главное, однако, в том, что «Дворянское гнездо» – произведение, в котором, несмотря на некоторую заурядность сюжета, действуют чрезвычайно правдиво изображенные персонажи, и это не только помещик Лаврецкий, его эгоистичная жена и Лиза, но и ее тщеславная мать, и добросердечная, мудрая тетушка, и нескладный старый учитель музыки, и все остальные. Это роман о торжестве Зла в обличье пошлости и мирской суеты, разрушающего счастье ни в чем не повинных, добрых людей. А какое здесь глубокое постижение человеческого сердца в его способности любить и его самых высоких побуждениях, почему читатель восхищается романом как некоей идиллией, созданной поэтическим тургеневским гением.
34
Очевидно,
Да, Тургенев тоже знал, что большинство людей, и мужчины, и женщины, могут быть отвратительны и физически, и нравственно и что в мире вообще мало красоты. В этом Тургенев – реалист, но, тем не менее, мы чувствуем его убежденность в истинной благодати человечности и в совершенстве нас окружающей природы с ее прекрасными рощами и сладкоголосыми птицами.
Не знаю, был ли Тургенев первым, кто сказал, что роман должен быть «куском жизни», как говорили еще совсем недавно (кстати, по-моему, весьма некрасивое выражение [35] ), но сам Тургенев в своей прозе стремился именно к этой цели. Вот почему, несмотря на всю поэтичность его творчества, а он был настоящим поэтом, Тургенев гораздо реалистичнее, чем прочие реалисты, в изображении людей, старых и молодых, и того, как они живут, чувствуют, думают и говорят.
35
Впервые его употребил Ги де Мопассан в статье о Тургеневе.
Его «Рудин», например, новый английский перевод которого был недавно опубликован в сборнике тургеневских произведений, вышедших под общим названием «Отцы и дети», мне кажется не очень сильным романом с точки зрения сюжета, но сам герой-идеалист, мастер красивых речей, слабовольный приживал, существующий на даровщину, – реальный, живой человек, окруженный такими же реальными, живыми людьми… На последней странице романа мы, правда, узнаем, что Рудин погибает на парижских баррикадах 1848 года, и вот это единственное, в чем я не могу вполне поверить автору.
«Отцы и дети» сильнее «Рудина» сюжетом, хотя и не всегда достоверностью. В моем теперешнем возрасте главный герой романа, Базаров, мне скорее неприятен – этакий грубый молодой нигилист, ниспровергающий идеалы старшего поколения, хотя, когда я сам был молод, он казался мне человеком героического склада. Его образ, однако, верен жизни как своеобразный тип идеалиста, отрицающего необходимость идеалов. Это одна из самых памятных фигур в русской литературе – возвышающийся над другими героями романа интеллектуальный деспот, – но все же именно «старики», которые, по сравнению с Базаровым, кажутся пигмеями, именно они с их добротой и сердечностью делают роман сосудом красоты.
Как характерны для Тургенева с его даром сочувствия и заключительные строки романа, когда мы видим отца и мать Базарова у его могилы: «Неужели их молитвы, их слезы напрасны? Неужели любовь, святая, преданная любовь не всесильна? О нет! Какое бы страстное, грешное, бунтующее сердце не скрылось в могиле, цветы, растущие на ней, безмятежно глядят на нас своими невинными глазами; не об одном вечном спокойствии говорят нам они, о том великом спокойствии «равнодушной природы»; они говорят также о вечном примирении и о жизни бесконечной…»
Возможно, вы решите, что это сентиментально и так сказать способен самый заурядный писатель, однако чувство, которым проникнуты эти строки, слишком искренно, чтобы считать их только сентиментальностью: сердечность Тургенева всегда слишком для этого глубока и неподдельна. Вот почему он, наверное, станет одним из любимых писателей и для следующего поколения читателей-англичан, которые прочтут его романы в новом переводе Ричарда Хэйра, как был он любим теми, кто читал его в прекрасном переложении Констэнс Гарнет почти полстолетия назад [36] .
36
Это предвидение оправдалось, если судить по «тургеневским» публикациям в Англии и США, например, по изданиям романа «Отцы и дети» в 1961, 1965, 1966, 1995, 1997, 1998, 2003, 2005, 2007 (трижды), 2008, 2009 годах, и это неполные данные.
Конец ознакомительного фрагмента.