Почти непридуманные истории
Шрифт:
Сержио Авендул, архимаг четырех стихий, верховный магистр Малого круга, легко заживлял глубокие раны солдат, вправлял кости и лечил ушибы. Когда в его операционную ворвался запыханный гонец.
–Апраксис ранен! Мантикора… Светлена просит помощи.
Поручив заботу о пациентах двум подручным магам, Сержио бросился во внутренний двор. Под навесом небольшого амбара служители света устроили магический алтарь. Зерно, хранящиеся, а его недрах, должно было усиливать целительные чары. Чех распахнул дверь, тяжелый смрад темного колдовства ударил в ноздри. Магистр поморщился. На большом дубовом столе лежал командир наездников на грифонах. От него разило чем-то очень мрачным. Магистр ощутил это почти физически и передернул плечами, словно коснулся чего-то очень мерзкого. Раскуроченные доспехи валялись в углу. Под воздействием концентрированного яда адамант почернел и покрылся ржавчиной. Каким чудом жизнь еще теплилась в теле рыцаря, было загадкой. Архимаг шагнул ближе. Рана была ужасной. Яд мантикоры, пропитанный скверной, разлился по жилам. Светлена чертила обережные руны на теле рыцаря.
– 4ех, это не просто яд, это что-то большее. Мои заклинания не действуют.
– Давай попробуем вместе.
Сержио начал творить заклятие нейтрализации, но оно яркой вспышкой срикошетило от раненого и выбило окно в амбаре.
– Твою ж мать…
–Восстановление тут бессильно. – Жрица устало опустила руки, запас ее манны был на исходе.
– А это? – архимаг указал на пульсирующие голубым огнем знаки на груди Апраксиса.
–Световые руны, древняя эльфийская магия. Такие использовали для освещения туннелей и крипт.
–Магические светильники?
– Да. Но заклятие слабеет, и его силы хватает, только чтобы пока блокировать яд, не давая ему попасть к сердцу. Я бессильна. Тьма растворяет его.
– Фиат люкс!
– почти прокричал магистр.
Ярчайшая вспышка озарила помещение. Рыцарь застонал.
–Светлена, поддерживайте руны, Вы правы, это не просто яд, это что-то очень темное и мощное. Мне нужен мой артефактор и катализаторы. Я сейчас.
Архимаг исчез в коридоре. Светлена запела песнь исцеления на лерийском языке. Мантра чародейки наполнила комнату светом.
Мягкий женский голос с характерным акцентом вернул Серафима в реальность. В мир дикой боли. Она каленым железом жгла плечо. Серафим попробовал шевельнуть пальцами левой руки. Пальцы повиновались, но мозг снова захлестнула дикая боль. Березкин застонал. Женский голос зазвучал снова, шепча какие-то странные слова на непонятном языке, и, как ни странно, боль отпускала. Серафим открыл глаза.
Старая деревянная балка и соломенная крыша совсем не подходили под ожидаемые очертания армейского лазарета, а осязание уловило целую гамму запахов. Запах на военном космолете – это почти всегда пот вперемешку с унигелем. А тут их бы великое множество. От сводящего с ума аромата свежеиспеченного хлеба и фруктов в вазе на грубо сколоченной тумбе до банального навоза. Красивая светловолосая женщина лет тридцати пяти проводила какой-то ритуал, сопровождая его заговорами на непонятном наречии.
– Что вы делаете? – сумел прошептать Серафим. Все тело было словно чужое.
–Я – Светлена, магистр магии восстановления, жрица света. Это лерийская магия исцеления. Не бойтесь, сир Апраксис. Рана неглубокая, и с ядом мы почти справились. Все будет хорошо. Вы нужны Телерии и клану БезЫмянных.
Серафим попытался встать, но дикая острая боль пронзила всю левую сторону. Березкин рухнул на соломенную подушку.
– Вам нужно поспать. Яд отнимает много сил, – незнакомое наречие убаюкивающе зазвучало вновь, унося с собой боль и усталость.
Звук выбитой двери прервал молитву. Что-то большое и зеленое ввалилось в комнату. Следом за этой горой мышц в проеме мелькнула роскошная женская фигура.
– Что вам нужно? – голос целительницы был испуганным, но она сделала шаг вперед, закрыв Серафима собой.
– В сторону, женщина, темные раны так не лечат, – голос был грубым, почти гортанным.
Но жрица не шевельнулась,
– Вы не причините ему вреда, – решительность сталью зазвенела в голосе целительницы, а рука нашла скальпель.
–Отойди, иначе он умрет. Я пришла вернуть долг. Этот бледнокожий спас нашего вождя. Моего дядю. Я не причиню ему вреда.
Целительница опустила скальпель и сделала шаг в сторону. Серафим открыл глаза и попытался поднять голову.
– Лежи тихо, человек. Мне нужно сосредоточиться. Ну, что уставился? Словно орков прежде не видел.
Зеленокожая женщина – крепко сбитая, сплошь бугры мышц, ни капли лишнего жира, вся в узоре боевых шрамов и в замысловатых татуировках – склонилась над Серафимом. Вроде ведунья, раз явилась лечить, хотя по виду скорее воин или боевой маг. Рукоять топора, торчащая из-за спины, лишь подтверждала догадку. Но доспехов на ней не было, как и на громиле, стоящем у двери. Большая грудь женщины еще хранила упругость и не нуждалась в поддержке, широкие бедра и сильные длинные ноги в кожаных штанах не давали шанса мужчине оторвать глаз от ее фигуры. Если бы не цвет кожи – изумрудно-зеленый с желтоватым отливом, то ее запросто можно было принять за участницу конкурса Мисс Альянс, или мисс Вселенная.
– Не шевелись, кому говорю. Беду навлечешь.
–Жжет… – Серафим потянулся рукой к изувеченному плечу, но суровый взгляд женщины остановил его. Серафим буквально утонул в бездонных голубых глазах девушки. Она явно не шутила, и он интуитивно повиновался. Березкин наблюдал за ее манипуляциями сквозь полуприкрытые веки.
– Уже жжет, надо спешить. Жрица, если есть фимиам, зажги его в изголовьи.
Орк деловито начала свои процедуры, бормотала что-то непонятное на наречии орков северных гор. Когда уголек фимиама в кадиле уже наполнил комнату специфическими ароматом, она приложила ладони к ране на плече Серафима и вдруг запела. Язык – грубый, каркающий какой-то, а мелодия дивная. Орк склонилась над человеком, словно пытаясь изгнать что-то из раны. Она боролась. Но не тут – где-то там, в астрале, мире духов и привидений. Ее упругая грудь в холщовой тунике нависла над ним почти касаясь, руки дрожали от немыслимого напряжения. Вены на шее вздулись. Большая часть головы и лица в диковинных ритуальных рунах, сплетающихся в хитрый орнамент, вытатуированный на нежной коже, светились, играя всеми цветами радуги и меняя интенсивность с течением песни. Голова частично выбрита и увенчана рыжим ирокезом. Вот так дамочка. Такую приведешь к маме знакомиться, и все. И нет мамы.
Она с силой надавила на плечо и почти прокричала:
– Ба шем шель ав – ше таазов!
Тон был властным и не терпящим возражений. А сама фраза совсем не похожа на язык слов в песне. Серафим сжался от боли и, не справившись с ней, застонал. Женщина оборвала свою песню, внимательно рассматривая кровавое месиво раны.
– Я полагаю, лечение принесло свои плоды, человек. Остальные твои раны не столь значительны. – Орк убрала руки от израненного плеча.
Черно-зеленая густая жижа капала с ее ладоней. Она брезгливо отерла руки о скатерть стола, на котором возлежал Серафим.
– Он твой, жрица. Я не чувствую больше следов скверны в его теле, зато легкомыслия у него в избытке.
Ей определенно чуждо было произносить столь высокие речи, и кое-какие слова явно давались с трудом. Было похоже, что ей ближе манера общения в стиле «хватай топор, руби на отмашь!».
От этой мысли Апраксис расплылся в улыбке, чем разжег угольки негодования в голубых глазах своей спасительницы. Она разогнулась, положив руку на рукоять боевого топора, процедила почти сквозь зубы: