Почти вся жизнь
Шрифт:
Один из вновь прибывших бойцов сообщил, что в учебной бригаде перед отправкой в Кирики полковник произнес речь, что вот поздравляют вас, вам выпала честь снять осаду. Другой ссылался на своего шурина, работающего на ответственном посту в Ленинграде. Шурин заявил, что «через месяц немец побежит». Третий слышал по радио выступление писателя (фамилии он не запомнил); писатель сказал, что будет наступление.
Дыма без огня не бывает. Шел тысяча девятьсот сорок третий год — год великих надежд и великих свершений. Возможно, конечно, что боец не так понял напутственное слово полковника, а «шурин» просто-напросто
Только вчера Ларин получил письмо от Снимщикова. Ему сделали операцию, но не очень удачно и намекнули, что, быть может, придется оперировать еще раз.
Снимщиков тоже разделял общее настроение и писал, что вот, дескать, воевал-воевал, а теперь, когда пришли решительные дни, вышел из строя. По письму было видно, что в госпитале только и говорили о будущих военных делах, и Ларин ясно представил себе Снимщикова, как тот заглядывает в лицо врача и просит поторопиться с выпиской, потому что ведь это может скоро начаться.
До вчерашнего дня полком временно командовал начальник штаба, и только вчера прибыл новый командир подполковник Макеев.
Ларин еще не видел его. Ординарец Ларина, придя из штаба, сказал:
— Новый-то подполковник… — и замялся, поджав губы.
— Ну что? — спросил Ларин раздраженно.
— Ничего… Вежливый такой.
И это выражение «вежливый» прозвучало у ординарца укоризненно.
Ларин слышал то, чего ординарец не досказал: «Не такой, каким был наш Батя».
Выйдя из землянки, Ларин услышал ругань. Это ему не понравилось. Несколько бойцов из штабной батареи таскали бревна, видимо, для какого-то укрытия, а Богданов, стоя на камне, ругал их последними словами.
— Старшина! — крикнул Ларин.
Богданов подбежал к нему.
— Чего это вы разорались?
— Да как же, — отвечал Богданов, делая обиженное лицо. — Ведь это соображения нет. Волокут по земле бревна, а их на плечах переносить куда удобней. Затрата энергии, товарищ капитан.
— Ладно, ладно, — сказал Ларин. — Народ новый, я не обязательно им по-твоему работать. Нечего орать.
— Новые-то они новые, — сказал Богданов недовольно, — да пора бы уже привыкать.
В глубине души Ларин сочувствовал Богданову. Вероятно, и Богданов, так же как и он, думает об одном: а как эти люди будут в бою?
— Я в первую батарею иду, — сказал Ларин. — Пошли-ка вместе, старшина.
Богданов повеселел. Всю дорогу он рассказывал Ларину о новых бойцах и одного даже похвалил.
Командир батареи Воробьев, отрапортовав, присоединился к Ларину. Вместе они осматривали хозяйство. Ларин делал замечания, по привычке записывая наблюдения. Богданов тоже изредка вставлял словечко, и Воробьев косился на него, принимая Богданова за адъютанта командира дивизиона.
Подошли к первому орудию новиковского взвода. Навстречу Ларину выскочил гигант Вашугин.
— Наводчик Вашугин.
— Индивидуально занимаешься? — усмехнувшись, переспросил Ларин.
— Так точно, товарищ капитан.
— Важно! Когда же ты наводчиком стал?
— Во время операции, товарищ капитан. Капитан Макарьев приказал. У нас тогда весь расчет перебили. Меня сам Батя хвалил, — прибавил он тем же гордым тоном, каким давно служившие бойцы говорили о Смоляре. — А вот и командир взвода, — сказал Вашугин, кивнув головой в сторону Новикова.
Подбежав на положенное расстояние, Новиков доложил. Вся его фигура, и лицо, и сомкнутые брови говорили о том, что больше всего он боится допустить малейшую фамильярность по отношению к командиру дивизиона.
Все эти дни Ларин был очень занят, и встречи с Новиковым носили сугубо служебный характер. А Ларину хотелось согреть, приласкать Ольгиного брата. Николай должен почувствовать себя здесь как дома.
Он был очень похож на Ольгу. Приветливость, свойственная всей новиковской семье, ярче всего была выражена в младшем, в Николае. Даже сейчас, когда он стоял навытяжку, Ларину казалось, что он улыбается. «Как же мне его называть? — думал Ларин. — Младший лейтенант? Коля? Товарищ Новиков?»
— Ну-ка покажите мне, как вы устроились, — сказал Ларин. — Вы с кем тут живете? — спросил он, спустившись в землянку.
— Со старшим на батарее, лейтенантом Копыловым.
— А, с Копыловым… — сказал Ларин. — Это старый солдат. Он ко мне еще в Колпино в противотанковый ров пришел.
— Отличный, замечательный человек, — подчеркнуто деловито подтвердил Новиков.
— У вас, Николай, даже голос похож на Ольгин, — заметил Ларин.
— Это верно, — ответил Николай все так же деловито. — Когда мне было лет четырнадцать, я все пытался разговаривать «под Ольгу». Ну вот и привык. Обидно мне: знал бы, что попаду в ваш дивизион, обязательно бы письмо захватил. Я ведь был у своих перед отправкой на фронт. Но мне вообще не повезло. Только приехал к вам, как боевая операция закончилась.
— Как это «не повезло»? — переспросил Ларин.
— Столько времени учиться и… Нас так готовили, чтобы прямо в бой. Мы только так и понимали. Ну, а тут все сначала: боевая учеба…
— Какая чепуха! — перебил Ларин. — На мой взгляд, вам очень даже повезло. Вы знаете, что это такое — пополнение в бою? Вам дают взвод, а вам даже неизвестно, что за люди в расчетах. Горячка. Вы пробуете вмешаться в дело — никто вас не слушает. Трудно новому человеку. Мне Макарьев рассказывал — в третьей батарее, когда высоту брали, младший лейтенант снаряды подносил.
— Я черной работы не боюсь, — сказал Николай, прямо глядя Ларину в глаза.
Ларин поморщился.
— Ну вот что, Николай, запомните, что я вам скажу. Вы офицер, учитесь командовать, пока не поздно. В бою будет поздно. Вы, может быть, сейчас думаете, что вот, мол, поехал рацеи читать. Но я вам приказываю запомнить то, что я говорю.
— Товарищ капитан. — Николай встал в положение «смирно». — Разрешите… Вы меня неправильно поняли. Я хотел сказать, что если бы вы меня… если бы в бою…