Под чужим именем
Шрифт:
Они шли по уединенной аллее парка, тесно прижавшись друг к другу. Сегодня был один из самых значительных дней их жизни: Шура получила извещение из Московского инженерно-строительного института о том, что допущена к экзаменам, а Павел уже прошел собеседование и был принят в военно-инженерное училище.
Перед ними будущее открывало свои манящие светлые дали.
Проводив Шуру домой, Павел шел в стройбат по обочине автострады. Тротуар для пешеходов был огорожен, его все еще асфальтировали. Он шел под впечатлением встречи с девушкой и был полон волнующих, невысказанных слов, которые всегда почему-то приходят тогда, когда той, кому хотелось бы их сказать, уже нет с нами.
А Никитин вышел из ресторана и по сложившейся привычке свернул на дорогу «раздумья», как про себя называл он место своей вечерней прогулки. Шел он по обочине автострады вдоль молодых, недавно посаженных кленов и думал о том, что события сегодняшнего дня требуют быстрых и оперативных решений. «Даже мысленно скрестив шпагу с врагом, всегда предполагай противника сильным и и умным», — учил его полковник. Сейчас, следуя этому правилу, Никитин анализировал события.
«Гуляев подозревает, что я иду по его следу. Уверенности у него нет, но оснований для подозрений много. На реке он пытался от меня избавиться, но потерпел неудачу. Ему, конечно, жалко бросать насиженное место, где он пустил глубокие разветвленные корни, но после неудачи на реке он должен или срочно повторить на меня покушение или немедленно скрыться».
А Павел шел и думал… Что думает парень, когда ему двадцать лет, когда он влюблен и любим, когда будущее свое, точно жар-птицу, крепко держит в руках?! Он шел и думал о том, как чертовски хороша жизнь.
Обогнавшая Павла легковая машина на мгновение осветила идущего впереди человека, и парень узнал в нем майора Никитина. Майор шел в том же направлении, что и Павел, сосредоточенный, углубленный в свои мысли.
Вдруг позади себя Павел услышал трельные свистки. Он остановился, обернувшись, стал всматриваться в перспективу улицы и вскоре понял, что причиной свистков было обычное нарушение правил: с большой скоростью и потушенными фарами в их сторону мчалась грузовая машина, а вслед ей неслись свистки милиционера.
Машина мчалась почти бесшумно по самой середине автострады, затем резко свернула вправо. Павел услышал короткий крик и в скупом блике света, упавшего из окна, увидел в правом углу промелькнувшей машины знакомый крючок из проволоки.
Павел бросился вперед и в двадцати шагах почти наткнулся на человека, лежащего лицом вниз поперек кювета. Темное пятно крови у левого бедра расползлось по серой ткани костюма, и сломанное кленовое деревцо накрыло его нежной листвой. Павел нагнулся над упавшим и осторожно повернул его на спину — это был майор Никитин.
Кто-то из остановившихся прохожих чиркал спичкой, но спички гасли на ветру.
— Где здесь близко есть телефон?! — спросил Павел.
— Через два дома, вон там, в аптеке, — ответил кто-то из граждан. Павел бегом бросился в указанном направлении и столкнулся с шофером Елагиным, выходящим из дверей закусочной.
— А, русская смекалка! Кто, солдат, за тобой гонится?! — спросил его Елагин. Он был навеселе, стоял, широко расставив ноги, засунув руки в карманы брюк.
Если бы сейчас здесь, на этом месте, Павел встретил собственного деда Захара Арсеньевича, который только вчера прислал ему письмо с Урала, то и тогда он бы удивился меньше, чем увидев Сашу Елагина. Только что, несколько минут тому назад, он видел его машину, а сейчас он видит Елагина выходящим из закусочной и вдобавок навеселе.
Лицо Павла выражало такое недоумение, что Елагин присмотрелся к нему внимательнее, подошел вплотную и, дыша прямо в лицо винным перегаром, спросил:
— Ты что, парень, с ума соскочил?!
Тут только Павел вспомнил Никитина и бросился бегом в аптеку. Пока он получил разрешение поговорить по телефону, пока добился телефона скорой помощи и дозвонился, ему ответили, что они уже знают о происшествии и машина вышла на место.
Павел вернулся на автостраду, Никитин лежал, на носилках, и врач при ярком свете фар делал ему укол камфоры. Затем Никитина подняли в машину и увезли.
37. СОБЫТИЯ РАЗВИВАЮТСЯ СТРЕМИТЕЛЬНО
Ночью дежурный по ОСУ позвонил на квартиру полковнику Шаброву и сообщил ему о несчастье с Никитиным. Полковник вызвал машину и вместе с Марией Сергеевной поехал в больницу. Врач вышел к ним в приемную, но ничего утешительного сказать не мог.
— Небольшая царапина на бедре, без каких-либо костных повреждений. Хуже то, что при падении пострадавший сильно ударился головой — все признаки сотрясения мозга.
— Он в сознании? — спросил полковник.
— Пульс хорошего наполнения, брадикардии [2] пока не наблюдается, но больной в бессознательном состоянии. Вот все, что пока могу вам сказать, — закончил врач, извинился и ушел.
2
Брадикардия— слабое наполнение пульса, в данном случае как результат повышения внутричерепного давления.
Когда они сели в машину, Мария предложила заехать на телеграф, дать телеграмму Ксении, жене Никитина, но Шабров категорически запротестовал:
— Подождем немного. Если его состояние не улучшится, тогда дадим телеграмму. Ксения готовит диссертацию, не нужно преждевременно ее волновать.
По дороге домой они заехали в милицию, но, кроме того, что Никитин был сбит машиной ГАЗ-51, они ничего не узнали нового. Номер машины был залеплен грязью, машина шла с погашенными фарами, и водитель был, очевидно, пьян — вот все умозаключения, которые сделал дежурный, пообещав найти нарушителя.
Утром, после бессонной ночи, Шабров позвонил в больницу по телефону. Ему ответили, что больной находится попрежнему в бессознательном состоянии.
Весь день Никитин не приходил в сознание, а в понедельник…
Говорят: «понедельник — день тяжелый». И, действительно, этот день начался в ОСУ нелегко. За то время, что Никитин работал в управлении, все сослуживцы прониклись к нему дружеским расположением. Поэтому, придя утром на работу и узнав о несчастье с диспетчером ОСУ, все заволновались; событие обсуждалось во всех отделах управления, никто ничего толком не знал, но случай на автостраде уже оброс сотней романтических подробностей.