Под чужим именем
Шрифт:
— Что ж, батенька, я тоже так считаю, что худая правда лучше, того-этого, красивой лжи. Положение больного мне не нравится. Легкое травматическое повреждение на бедренной части не внушает никаких опасений, но вот… комоцио церебри, так сказать, сотрясение, мозга — тяжелое заболевание. И куда оно приведет, того-этого, не знаю. Да, батенька, я практикую сорок лет, а вот жизнь на моих глазах десятки раз опровергала то, что мы называем классическим течением болезни. Час тому назад к больному вернулось сознание, но… налицо явление ретроградной амнезии, полной потери памяти. Он не помнит даже своей фамилии и никого не узнает! Но вы не отчаивайтесь, батенька, не отчаивайтесь, есть некоторая надежда. Отсутствие
Станислав Николаевич надел очки, помолчал и закончил так:
— Ну, что ж, батенька, давайте пройдем к больному, но, того-этого, будьте готовы, что он вас не узнает. Понимаете, сильное сотрясение мозга как бы вытряхнуло из его памяти все прошлое, все, чем он когда-то жил.
Они прошли в комнату сестры-хозяйки, где Каширин надел белый халат, затем долго шли по длинному коридору и остановились у палаты № 7. «Степан когда-то считал семерку счастливой цифрой», — с горечью подумал Каширин и вслед за Станиславом Николаевичем переступил порог комнаты. Он слышал, как от волнения у него стучало в затылке, и сердце сжималось и замирало.
Никитин лежал в палате один. Это была большая, светлая комната с широким венецианским окном в парк. Степан мало изменился, только побледнел и немного осунулся. Когда они вошли и главврач отпустил медсестру, Никитин открыл глаза. Казалось, на мгновение в них мелькнул живой интерес, но это, очевидно, только показалось… Он смотрел безучастным, невидящим взглядом, и только пальцы его были неспокойны — он расстегивал и застегивал пуговицу на пододеяльнике.
Так молча, в какой-то скорбной паузе, они постояли около больного, потом Каширин спросил:
— Разрешите, Станислав Николаевич, побыть мне несколько минут у больного?
— Пожалуйста. Ему это, того-этого, не повредит. Я скажу дежурной сестре, — согласился главврач и вышел из палаты.
Оставшись наедине с больным, Каширин прикоснулся к безвольно лежащей руке Степана, пожал ее и вдруг… почувствовал ответное пожатие.
— Мы одни, Сергей Васильевич? — очень тихо, но внятно спросил Никитин.
Каширин хотел ответить и не мог… От волнения и неожиданности у него перехватило дыхание.
— Не сердись, Сергей Васильевич, иначе поступить я не мог. Мое ранение не случайность, а второе покушение. Если бы оно не удалось — Гуляев бы скрылся.
Полковник Каширин понимал и одобрял поступок майора Никитина. Но Сергей Каширин, уже почти пережив всю тяжесть утраты друга, не мог простить ему этой мистификации.
— Не понимаю, Степан, как тебе удалось провести врача? — так же тихо спросил его Каширин.
— Ночью, когда меня привезли в больницу, я легко провел дежурного врача. «Контузионный синдром и отдаленные результаты повреждения черепа» — тема диссертации Ксении. Я отлично помню ее врачебные наблюдения над ходом болезни и старался возможно точно их воспроизвести. Но утром главврач быстро меня разоблачил. Пришлось довериться ему и рассказать все…
— Как! — воскликнул Каширин. — Главврач знает обо всем и чуть не уморил меня своей диагностикой?!.
— А ты как назвался?
— Мужем твоей сестры…
— Как же ты хотел, чтобы он тебе доверился?!. Здесь был у меня сегодня утром Роман Тимофеевич, мы совещались втроем, и он поручил Станиславу Николаевичу охранять меня от всяких случайных посетителей.
— Как все это произошло?
— Я расскажу все по порядку. Чтобы нам не помешали, Сергей Васильевич, в ручку двери вставь ножку стула, это отлично помогает.
У Каширина потеплело на сердце, он прижал к себе Степана, похлопал его по спине. Потом пошел и закрыл дверь.
39. МАШИНА 10-88
Выйдя из больницы, полковник Каширин поехал в горком партии. Горбунов принял его, они обсудили создавшуюся обстановку, вызвали начальника райотдела, связались с Москвой по телефону и договорились этой ночью провести операцию.
Здесь же в кабинете у Горбунова полковника разыскал по телефону капитан Гаев. Каширин по голосу Гаева понял, что произошло что-то важное. И действительно: этой ночью на станции Поныри со скорого поезда Москва — Батуми сняли Вербова. При нем было обнаружено неотправленное письмо на имя Гуляева. Кроме того, отдел архива, пользуясь новыми данными, полученными Никитиным на Смоленщине, обнаружил в материалах тридцать седьмого года исчерпывающие биографические данные так называемого Гуляева.
Поручив капитану Гаеву быть в райотделе со всеми материалами сегодня к семнадцати часам, полковник выехал в стройбат.
В приемной, около кабинета начальника стройбата, его уже дожидался Павел Русых. Из беседы с рядовым Русых полковник не узнал ничего нового, так как обстоятельный доклад подполковника Дементьева исчерпал полностью эту тему. Захватив Павла с собой в машину, полковник выехал в гараж стройбата и, оставив Павла в машине, прошел в кабинет. Здесь его ждал начальник ОСУ.
Вот что удалось за это время выяснить полковнику Шаброву: вчера, в воскресенье, вечерняя смена вывозила с карьера «8-бис» бутовый камень на объект «А-17». Для вывозки камня было занаряжено три машины, в том числе и машина 10–88, шофер Александр Елагин. Все машины сделали по три ездки, машина 10–88 сделала одну ездку. Шофер объясняет это тем, что засорился бензопровод и машина большую часть рабочего времени была на простое. Машина 10–88 прибыла в гараж ровно в 24 часа, в полной исправности, за исключением правого крыла, на котором обнаружена свежая вмятина.
Эти данные полковник Шабров в письменном виде передал Каширину. Время близилось к пятнадцати часам, поэтому, поблагодарив. Шаброва и простившись с ним, Каширин проводил его до машины и вернулся в кабинет.
Еще раз внимательно прочитав рапорт полковника Шаброва, Каширин задумался. Многое было неясно: «Если шофер Елагин обил на автостраде Никитина, то как он оказался через минуту в закусочной? Русых показывает, что машина на большой скорости ушла вниз по автостраде к мосту, — думал Каширин. — Машиной шофера Елагина воспользовался кто-то другой, и в то время, как Елагин сидел в пивной, этот другой совершил покушение на Никитина. Кто же этот другой? Задача с одним неизвестным, решение напрашивается само — Гуляев. Никитин час тому назад прямо указал на Гуляева. Если так, то что такое Елагин? Сообщник? Безвольное орудие в руках Гуляева? Или объект шантажа?»
Полковник взял копию биографии Елагина и внимательно прочел ее. Нет, биография этого человека не вызывает никаких сомнений. Достоверно также, что он родился здесь, в этом городе, вырос, учился, отсюда ушел в армию, хорошо воевал, имеет боевые отличия, вернулся в родной город, женился… Здесь все было предельно ясно. «Что же связывает этих людей?!» — спрашивал себя полковник. Но размышления его были прерваны: Саша Елагин явился сам.
Елагин был вызван к начгару по вопросу перерасхода горючего. Он приготовился к этой встрече, смело открыл дверь кабинета, вошел и, увидев за столом чужого человека, в нерешительности остановился на пороге. Встретившись глазами с неизвестным, Елагин еще больше смутился и, переминаясь с ноги на ногу, не знал, куда деть свое большое, сильное тело. Он засунул руки в карманы брюк, вынул их, поковырял на ладони мозоль, зачем-то посмотрел на потолок.