Под кожей
Шрифт:
— Ар-рум, — снова пророкотал Унсер. Помогая себе хвостом, он на задних ногах подошел к «Люльке», так и держа руки вытянутыми вперед. Они отливали чернотой, такой же, как у Амлиса, даром что весь прочий мех Унсера был серым. Впрочем, объяснялось это тем, что он только-только вымыл их по самые плечи и мех, пропитанный водой, плотно прилег к коже.
Унсер смерил Иссерли резким взглядом, словно бы лишь теперь обнаружив ее присутствие.
— Чем могу быть полезен? — строго спросил он, соединив руки кружком и разглаживая ладонями мех предплечий. Капли воды падали на пол у его ног.
— Я… просто пришла
Главный раздельщик впился в нее подозрительным взглядом, и Иссерли обнаружила вдруг, что горбится, прикрывая груди скрещенными руками, стараясь придать себе облик, сколь возможно более человеческий.
— Посмотреть? — недоуменно повторил Унсер и взглянул на мужчин, силившихся оторвать водселя от пола.
Иссерли кивнула. Она более чем сознавала, что целых четыре года избегала появляться здесь, а с Унсером разговаривала только в столовой. И надеялась, что их редкие беседы позволили ему, по крайней мере, понять, как она уважает его и даже немного побаивается. Унсер был, подобно ей, настоящим профессионалом.
Он снова прочистил горло. Унсер постоянно прочищал его — мужчины говорили, что из-за болезни.
— Ну что же… только близко не подходи, — ворчливо попросил он. — Вид у тебя такой, точно ты по грязище ползала.
Иссерли еще раз кивнула, отступила на шаг.
— Хорошо, — сказал Унсер. — Укладывайте его.
Квелое тело водселя плюхнули в «Люльку», повернули лицом к бившему с потолка флуоресцентному свету. Затем аккуратно расправили его конечности, поместили плечи в специальные выдавленные по их форме углубления в металле. Голова водселя легла на самый край желоба, волосы повисли над огромной стальной поилкой.
Все это время покорно гнувшийся так и этак водсель ни одного самостоятельного движения не произвел, если не считать таковыми самопроизвольные подергивания яичек в его поджавшейся мошонке.
Как только тело приняло положение, удовлетворившее Унсера, а тележку с инструментами придвинули к «Люльке», мясник принялся за работу. Упершись хвостом и одной ногой в пол, он поднял другую к лицу водселя, вставил два согнутых крюками пальца в его ноздри и потянул вверх, отчего голова животного откинулась, а рот широко раскрылся. Помедлив лишь для того, чтобы удостовериться в устойчивости своего тела, Унсер изогнул остававшиеся свободными руки назад и снял с подносика за его спиной два инструмента — один, серебристый, выглядел как вытянутая буква q, другой походил на крошечный серп. Оба немедленно опустились в рот водселя.
Иссерли вытянула шею, чтобы получше все разглядеть, однако увидела лишь большие запястья Унсера и его пальцы, производившие, отрезая язык водселя, круговые движения. На щеках животного запузырилась кровь, Унсер повернулся, чтобы бросить на подносик лязгнувшие о него инструменты. Ни на миг не помедлив, он схватил смахивавший на большую крестовую отвертку электрический приборчик и, напряженно наморщась, ввел его в рот водселя. Между ловкими пальцами Унсера, отыскивавшего безудержно кровоточившие сосуды и с трескливым жужжанием прижигавшего их, заполыхал яркий свет.
Ко времени, когда в воздухе потянуло горелым мясом, Унсер уже аккуратно осушал рот водселя специальным всасывающим жидкость приспособлением. Водсель закашлялся: то было первое серьезное свидетельство того, что он не мертв, но поражен — не очень серьезно, впрочем, — икпатуацией.
— Вот и умница, — пробормотал Унсер, пощекотав кадык животного, чтобы заставить его сделать несколько глотательных движений. — Ар-рум.
Убедившись, что со ртом водселя все в полном порядке, Унсер занялся его гениталиями. Взяв чистый инструмент, он вскрыл мошонку и быстрыми, деликатными, почти трепетными движениями скальпеля подрезал и удалил тестикулы. Работы тут было меньше, чем с языком, и отняла она всего секунд тридцать. Иссерли еще не успела понять, что произошло, а Унсер уже прижег кровоточившие сосуды и начал сноровисто зашивать мошонку.
— Все, — объявил он, бросив на поднос иглу с ниткой. — Кончено. Ар-рум.
И взглянул на свою гостью.
Иссерли, моргая, смотрела на него через Разделочную. Ей было трудно справляться с дыханием.
— Я не… не думала, что все… закончится так быстро, — хрипло призналась она, еще продолжая поеживаться и поджиматься. — Ожидала… что будет… куда больше крови.
— О да, — попытался успокоить ее, ероша пальцами волосы водселя, Унсер. — Быстрота сводит травму к минимуму. В конце концов, мы же не хотим причинять животным лишние страдания, верно?
Он позволил себе легкую улыбку гордости:
— Мясник, знаешь ли, обязан быть немножко хирургом.
— Да, она… очень впечатляет, — похвалила его Иссерли, жалкая, дрожащая, обхватившая себя руками, — твоя работа.
— Спасибо, — поблагодарил ее Унсер и, застонав от облегчения, опустился на четвереньки.
Енсель уже наклонил «Люльку» вбок, двое других приподняли водселя и переложили на поддон, чтобы покатить его к лифту.
Иссерли покусывала, боясь заплакать от разочарования, бесчувственные губы. Как могло все завершиться настолько быстро? И почти без насилия, почти без… драмы! Сердце ее колотилось, глаза жгло, она стискивала кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Ей требовалось выпустить наружу гнев, который вздувался в груди, грозя разорвать ее, а испытаниям водселя уже пришел конец, он уже был на пути к его сидевшим в вольерах сотоварищам.
— Да не цепляйте же вы его ногами за гребаный порог, — сердито крикнул Унсер мужчинам, заволакивавшим свою ношу в лифт. — Тысячу раз говорил!
И подмигнул Иссерли, словно признавая, что она — только она из всех людей — имеет точные представления о том, сколько раз он бранил по этому поводу работников фермы.
— Ну ладно, может и сотни, — признал он.
Лифт зашипел и закрылся. Иссерли и Унсер остались в большой комнате наедине с «Люлькой» и запахом горелого мяса.
— Ар-рум, — провозгласил Унсер, когда молчание стало неловким. — Чем еще я могу быть полезен тебе?
Иссерли крепко обняла свое тело руками, стараясь удержать в себе все, что рвалось из нее наружу.
— Я вот… подумала, — сказала она. — Остались у тебя какие-нибудь… какие-нибудь еще не разделанные… месячники?
Унсер просеменил к чану с водой, окунул в нее руки.
— Вообще-то, — ответил он, — мы заготовили их столько, сколько требуется.
Плеск воды вторил гармониям лившейся из динамиков музыки.