Под маскои? ангела
Шрифт:
— Никуда она ни сейчас, ни сегодня не поедет, — заявил он. — Ей нужен отдых. Надеюсь, никто не против, если мы все переночуем здесь, в доме.
Прежде чем я успела полностью прийти в себя и собраться с мыслями, он подхватил меня на руки и широкими шагами направился прочь из гостиной. Железный браслет беспощадно сдавливал запястье, моя левая рука находилась в настолько неудобном положении, что, казалось, я вот-вот заработаю вывих. Лео нагло воспользовался моим полуобморочным состоянием, чтобы занести меня в какую-то темную комнату на втором этаже.
Я уже собралась было начать возмущаться, но Лео
Сколько раз я ложилась на постель в одиночестве, и беспощадные воспоминания мелькали под закрытыми веками, мучая меня. Сколько раз я просыпалась среди ночи, потому что вдруг чувствовала его объятия — это было самым страшным, жестоким кошмаром очнуться и понять, что все лишь плод воображения. Сколько раз пыталась уснуть, уткнувшись в подушку, мокрую от слез.
И теперь он был рядом, я чувствовала его запах, тепло его тела, и это больше мне не казалось — но вместе с тем мне было еще хуже, чем после тех кошмаров. Меня раздирали на кусочки два желания, одно больнее другого: «навсегда остаться рядом» жгло раскаленным железом прямо по грохочущему сердцу; «навсегда уйти» выпивало из меня жизнь каплю за каплей.
Как бы я ни хотела казаться безразличной, но дрожь в теле невозможно было скрыть. Лео стащил с меня кепку и сам дрожащей рукой поглаживал по волосам, бормоча: «Ну зачем ты остригла волосы?» А потом их же целовал, так нежно прикасаясь губами, что от этой ласки замирало сердце. Знакомый чувственный трепет пробуждался в груди. Казалось, если он будет дарить свою нежность очень долго, сердце заживет, меня перестанут раздирать противоречивые чувства и обида растворится. А значит, я вновь потеряю рассудок.
Нет, это не должно случиться.
— Ты веришь в то, что она говорила? — спросила, сглатывая слезы. Ждала ответ, а сама пошевелила пальцами правой руки, готовясь незаметно исследовать его карманы. Надо найти ключ и сматываться. В этом городе меня больше ничего не держит. Как-нибудь обойдусь без фотографии и рассказов о матери, которой я никогда не была нужна.
— Не знаю… — проговорил Лео, продолжая поглаживать меня по волосам. — Слишком много всего шокирующего прозвучало. Но, ты знаешь, я раньше часто ловил ее на лжи. Сегодня же вечером ни в одном слове не почувствовал обмана. Только коробило каждый раз, когда слышал это «Ленюша». — Он вздрогнул всем телом. — Как бы там ни было, Аделина навсегда останется моей матерью и никакую другую я знать не хочу. Для меня родной человек не тот, кто родил, а тот, кто вырастил.
— Не уверена… После сегодняшнего вечера растившую меня мать вообще видеть не хочется. Та, что чужая, родной так и не стала, а та, что родная, сама выбросила меня. Кто мой отец теперь вообще неизвестно и… — моя рука замерла на полпути к переднему карману джинсов. Опять новый поток слез… Да сколько можно!
— Ну и ничего страшного! Когда мы приедем в Лагерь, у тебя появится одна огромная семья. И я выполню все обещания, которые давал.
Хотел обрадовать меня? Но его слова полоснули по лицу будто пощечина. Я забилась в объятьях, как птичка в каменной клетке. Невозможно было даже его руку сдвинуть с места!
— Да пошел ты… — стукнула его в грудь. — Мудак конченный.
— Ладно, ладно.
— Не успеешь обернуться, как меня след простынет.
— Я знаю. Поэтому на тебе наручники. И я не сниму их до тех пор, пока ты меня не простишь.
— С какой стати я должна тебя прощать? Где гарантия того, что ты вновь не разобьешь мне сердце?
— Потому что я люблю тебя.
— Пустые слова.
В несколько грубых быстрых движений Лео повернул меня на спину и, заведя мне руки за голову, навис надо мной. Огонь в его глазах бушевал с такой силой, что мне стало страшно.
— Что мне сделать? Вырезать на груди твое имя? Подарить тебе фотостудию в центре города? Каждое утро приносить в постель букет роз? Назвать новую игру в честь тебя? Выкроить на каком-то канале час эфирного времени и на всю страну признаться тебе в любви? Что мне сделать, черт побери?!
— Что угодно… Можешь это все сразу. Но имей в виду: мое прощение не продается.
Он замер. Застыл своим огненным взглядом на моих глазах. Конечно, он болтать горазд и сочинять обещания. Тем более пусть не надеется вновь залатать мою душу кучей денег.
— Сделай хоть что-нибудь — и я подумаю, прощать или нет.
Глава 28. Лео
Знаю, она хотела бы меня избить, отомстить, как и остальным. Но не могла. Как бы ни делала вид, что меня ненавидит, ее дар, который не пробуждался в моем присутствии, был немым свидетелем наличия чувств.
Однако это не мешало ей убивать меня словами.
Когда ее увидел, сжал в объятиях, на несколько мгновений почувствовал себя самым счастливым и богатым человеком в мире. Едва не задушил ее от нахлынувших чувств — меня самого они едва не задушили. Но потом эта Светлана со своей чепухой, добавился отец с «радушным» приемом, но хорошо, что он увел ее в дом и оставил нас наедине. Майя даже не смотрела на меня, когда я на скорую руку оформил все свои мысли в незамысловатое: «Прости меня… Я дурак»
— Я тебя не собираюсь прощать. Никогда.
Точно удар ниже пояса. Контрольный с ноги в голову. И еще, кажется, каблуком прямо в грудную клетку — потому что дышать стало нечем. Кроме того, что-то содрогалось внутри, там, куда не достают ничьи удары, только жестокие слова.
Лучше бы она меня зверски отметелила — не так было бы адски больно.
А на что я, собственно, надеялся? Что она зацелует меня, когда увидит? За то время, пока ее искал, беспокоился лишь о том, где она и как она, а не о том, что буду делать, когда ее найду.
И теперь страдал в растерянности. Говорил ей что-то, но она не хотела меня слушать. Я чувствовал, как ее распирает от желания свалить, спрятаться обратно в свою норку, лишь бы меня не видеть — уйти от всего мира, бросить всю свою прежнюю жизнь, отказаться от профессии фотографа и консультанта по шоппингу, лишь бы я ее не нашел. Столько усилий, чтобы спрятаться от чувств.
Так же, как я прежде чуть не отдал Командиру двадцать миллионов рублей и не уехал неизвестно куда в командировку, лишь бы не видеть ее. В тот момент, когда понял, что собираюсь сделать подобное впервые в жизни, осознал, насколько все серьезно — насколько катастрофично и безвозвратно я влип.