Под маскои? ангела
Шрифт:
— Что ты здесь делаешь? — прозвучало совсем не по-семейному.
— Пришел забрать свою девушку.
Старший Смирнов перевел взгляд на меня. Несколько секунд узнавания, и его глаза расширились.
— Майя…
— Не верьте ей, — успела я сказать прежде, чем на этого мужчину напало бы желание наброситься с объятьями на меня. — Я не ваша дочь. Она вас всю жизнь обманывала лишь для того, чтобы выкачивать деньги. Она все двадцать лет специально делала мелкие пластические операции, чтобы быть похожей на меня. Лео достал ее фотографию в молодости, и она совершенно
— Я давал им слушать запись с диктофона, — перебил меня Лео. — Но, видимо, Светлана Иннокентьевна умудрилась доказать, что Глеб лгал.
Его отец тяжело вздохнул и опустил голову.
— Нам нужно серьезно поговорить. Проходите в дом.
— Уже прогнали ту сумасшедшую? — спросила мать, цепляясь за руку мужчины.
— Она не сумасшедшая. Она представилась бабушкой Майи и так же, как и мы, просто переживала из-за пропажи внучки.
Вот что, значит, теть Зоя там голосила внутри дома. Ну кто требовал сочинять такие небылицы? Я ведь просила ее просто придумать какую-то чепуху. В итоге она перед моим отъездом в город заявила, что придумала, но наотрез отказалась поделиться со мной сочиненной басней. И вот, нате…
— Но у Майи нет бабушки! — заявила мать.
— Откуда тебе знать…
Эти слова последнее, что я услышала прежде, чем они скрылись за дверью дома. Ни Лео, ни я не делали шага следом. Какое-то время молча стояли не двигаясь. Я застыла взглядом на луже вина, которая стекала со стола на траву. Во мне не было и доли решимости посмотреть в медово-карие глаза. Боялась, что всего одна секунда его взгляда меня окончательно убьет, вонзится ядовитыми стрелами в сердце, которое и так металось в агонии. Мне и так было невыносимо больно ощущать каждой клеточкой тела его присутствие.
— Прости меня… Я дурак. — Без моей воли он взял меня за руку и переплел мои пальцы со своими. Как и прежде тепло его ладони будто насыщало меня энергией — и это просто дико, чертовски бесило! — Майюньчик… Слышишь?
В груди что-то дернулось, жалобно взвизгнуло, будто молило не добивать.
— Не называй меня так, — прошипела. Вновь душили слезы. — И я тебя не собираюсь прощать. Никогда.
— Послушай, я вернулся за тобой сразу же, как понял, какую глупость сделал. Мы разминулись в нескольких минутах.
Лишь бы не слышать этих жалких оправданий, я дернулась к веранде.
— Нас ждут.
— Подождут.
Он насильно развернул меня к себе и, несмотря на мои попытки отвернуться, крепко схватил за подбородок, заставляя поднять голову. Я зажмурила глаза, чувствуя, как кожа горит и пульсирует там, где на нее давят его пальцы.
— Посмотри на меня.
Дернула головой. Под ресницами стали собираться слезы, их невозможно было сдержать. Губы тряслись мелкой дрожью, в горле застрял вязкий ком. Он разрастался, мешая нормально дышать.
— Майюньчик, я тебя так долго искал… Пожалуйста, взгляни на меня… Ты даже не представляешь, сколько раз я мечтал увидеть твои глаза.
— Пошел к черту, — процедила сквозь сомкнутые зубы.
— Хорошо, не прощай меня. Я заслужил. Но можешь даже не надеяться на то, что я тебя отпущу дальше, чем на метр от себя. Я сам буду обучать тебя управлять даром. Мы будем вместе есть, спать и даже ходить в туалет…
— Хватит! Я не хочу ничего слышать! Видеть тебя не хочу! Никогда, понимаешь, никогда!— изо всех сил дернулась, наконец-то высвободив подбородок из его цепких пальцев. Тряхнула запястьем, и чуть не взвыла от негодования. Как расстегнуть эти наручники?! Мне бы броситься прочь: злость настолько сильно бурлила внутри, что, казалось, у меня хватит сил на бегу перемахнуть через тот трехметровый забор и без передышки домчаться до Краснодара.
— Уж прости, но тебе придется меня видеть. Если я не заступлюсь за тебя перед Командиром, то тебя обвинят в нанесении тяжких телесных повреждений двум людям и в поджоге гостиницы, а потом отправят под конвоем в Апексориум.
— Ты за меня заступишься?! — хмыкнула, по-прежнему смотря в сторону. — Это ты меня бросил в отеле! Это из-за тебя я столько времени пряталась и все это делала тоже из-за… — запнулась, осознав, что сорвалось с языка. Не слишком ли много ему чести? Неужели, я действительно все делала из-за него? Быть не может…
Он меня сгреб в объятья, прижал к себе, словно драгоценное сокровище.
— Видишь, как нам плохо друг без друга. Ты возненавидела весь мир, стала несчастной — только в таком состоянии люди совершают преступления. А я… я просто… — запинался, будто не мог подобрать слова. — Неважно. Ты все равно не поверишь. Больше ничего не буду тебе говорить.
Я не вырывалась. Поняла, что это бесполезно так же, как пытаться разорвать колючую проволоку, которой обмотали все тело. Дрожала, окутанная его теплом, мысли ошалело метались в голове, не давая трезво соображать.
Где-то очень далеко, в самых глубинах души, я хотела этих объятий. Но пусть лучше я сдохну, чем признаюсь ему в этом.
— Пошли в дом. — Он отстранился, но сразу же крепко взял меня за руку (хотя я и так уже была крепко прикована к его запястью) и повел за собой к веранде. Ступая за ним на негнущихся ногах, я пыталась придумать, как освободиться. Ну же! Хоть одна идея должна прийти в мою голову! И чем быстрее, тем лучше.
Убедить кого-то другого призвать Лео к адекватному поведению? Словно он будет кого-то слушать… Подождать, пока он уснет и каким-то инструментом разорвать цепочку? Где его взять…
Хотя стоп… Ключ! В каком-то из карманов должен ведь быть! Но как незаметно к нему добраться? Я приклеилась взглядом к крепким ягодицам, обтянутым темными джинсами, пытаясь рассмотреть, есть ли что-то в задних карманах. Вроде нет. Только очертания моего пистолета виднелись под футболкой — засунул его за пояс. Ну вытаскивать пневмат и пытаться им угрожать ему то же самое, что идти на медведя с зубочисткой.