Под маскои? ангела
Шрифт:
Она любит меня намного сильнее, чем я думал. Радоваться бы этому, но… эти же сильные чувства и являлись причиной ненависти и злости.
Что мне сделать, чтобы она вновь смотрела на меня с нежностью в глазах? Что сказать, чтобы не хотела уйти? Казалось бы, я не обычный человек. У меня много денег, связей, а в теле живет дар, дающий уйму удивительных способностей. И сейчас, стоя перед девушкой, каждое слово которой бьет больнее стального кулака, я бессилен. Все мои попытки оправдаться казались жалкими. Но я не мог так просто сдаться. Наручники, сковывающие наши запястья, это лишь гарантия
Да, я, когда обещал заступиться перед Командиром, приврал. Причем не умышленно, сгоряча. Хотел, чтобы Майя нашла хоть одну причину остаться рядом. Но, похоже, ее не страшило обвинение… либо она надеялась ускользнуть и не дать себя отвезти в Лагерь.
Вон как взбунтовалась, когда почувствовала поддержку какой-то знакомой старушки, которая непостижимым образом появилась в доме.
Я был готов всем и каждому доказать: ни за что не сниму с Майи наручники. Пусть считают меня, кем хотят. И уже собирался сию секунду везти Майю в Лагерь, но Светлана Иннокентьевна вместе с отцом порвала все планы. Свалила на наши головы столько шокирующей информации, что даже я растерялся.
«Как удержать рядом Майю и что сделать, чтобы она простила меня?» — единственные вопросы, над которыми собирался думать все время, пока их не решу. Меня больше ничего не волновало. Исповедь Светланы хотелось просто засунуть в коробку и отложить на потом, чтобы переслушать на досуге и сделать выводы. Заодно и этот чертов тест ДНК.
Да мне, если честно, даже было похер, чей я сын! У меня давно была другая семья — мой Лагерь. Может, потом во мне что-то дрогнет и я по-иному на все взгляну, но сейчас все мое внимание было обращено только к Майе, только к ней.
Чья она дочь — тоже наплевать. Главное, она здесь, рядом, ее тонкие пальцы переплетаются с моими, она смотрит на меня своими большими карими глазами. Пусть с ненавистью, обидой, злостью, но я все готов отдать, лишь бы только она всегда оставалась рядом.
Мне нужно было сразу уводить ее оттуда, но кто знал, что отец хранит столь чудовищные откровения. Я посылал их мысленно на хер, как бы они ни пытались взорвать мой мозг. Самоубийство? Отец считал, что сделал благородный поступок в отношении меня? Зря. И теперь, раскрыв страшную правду, собирался вытянуть меня на сочувствие? Зря. Мне похер. Что бы он ни сказал, все равно останется ее убийцей. Ничего не изменится. Для меня ничего не изменилось, лишь появилось дикое желание съездить ему по морде за то, что он так легко сказал об этом в присутствии Майи.
У меня чуть крыша не поехала, когда она просто тихо отключилась и долго не приходила в себя. Хватит с нее общества этих безжалостных, беспринципных людей. Уже довели до ручки.
Я решил переночевать в этом доме лишь потому, что ей нужно было прийти в себя. К тому же я хотел спокойно поговорить, попытаться найти слова, которые хоть немного расположили бы ко мне.
Но я
— Мое прощение не продается. — И это было сказано всего через полминуты после того, как я искренне признался в любви.
Нет, в этот раз она не ударила меня. Она показала, что на самом деле я чертовски беден. Что мои деньги, которые я заработал честным трудом, на самом деле ничего не стоят.
— Понимаю, ты, скорее всего, восприняла мой денежный конверт как оскорбление. Но не думай, что я всем подряд оставляю подобные суммы. — Я крепче сжал ее запястья, нависая над ней, чтобы она хотя бы посмотрела в мои глаза. Нет же, отвела взгляд к занавешенному окну. — Я хотел, лишь чтобы ты купила себе новый фотоаппарат, ноутбук, вещи, которые потеряла по моей вине.
— Как благородно… — ее голос сочился ядом. Я вновь точно со всего разгона треснулся головой о стену. Не выдержал разбушевавшейся ярости от бессилия и, отпустив ее запястья, откинулся рядом на подушку. Не продержался и нескольких секунд — переплел наши пальцы и принялся поглаживать большим пальцем ее такую нежную и шелковистую кожу на тыльной стороне ладони.
Она не отдернула руку — и на том спасибо. Мысли роем ос шумели в голове, и ни одной толковой. Я был готов сделать что угодно, лишь бы она сама прильнула ко мне. Улыбнулась мне. Дала хоть один шанс заслужить прощение.
Именно шанс. Я прекрасно понимал: что сегодня ни сделаю, что ни скажу, чуда не произойдет, она меня резко не простит, даже если я прямо сейчас звезду с неба достану. Может, со временем, если смогу удержать ее рядом, обида постепенно сотрется. Если смогу каждый день делать ее хоть немного счастливой.
Такое странное приятное чувство возникало даже от мысли о том, что однажды она вновь рассмеется от моей шутки. Обрадуется моему подарку. Засмущается от моих приставаний. Посмотрит на меня открытым, искренним взглядом. Скажет, что тоже любит…
Не удержался и вновь обнял ее, прижимая к груди. Молчал. Все равно словам не поверит. Не словами я должен заслуживать прощение — поступками. И столько всякой несусветной чепухи крутилось в голове. Одно казалось мелочным, другое — нелепым. Ничего подходящего.
Дурея от этого хаоса, на время просто разогнал все мысли и прижался губами к ее волосам, вдыхая свежий, цветочный запах. Осторожно провел рукой по ее спине, боясь, что она в любой момент откинет ее и меня оттолкнет. Кошмар, как она исхудала… Бедная моя девочка… Ну зачем я такой придурок?..
— Ты не голодна?
— Нет, — коротко буркнула.
— Ноги не мерзнут? Может укрыть?
— Все нормально, — ответила голосом «на отвяжись».
А между тем пыталась пробраться в передний левый карман моих джинсов. Решила поискать ключ от наручников? Он как раз в другом, правом кармане. Ждать, пока она обшарит левый и переключится на правый, или сразу дать понять, что я уже все заметил?
Не сказать, что джинсы у меня очень тесные, но ее неторопливое скольжение недалеко от моего члена просто невозможно было игнорировать. Он еще и собрался принять боевую позицию, но в том положении, в котором сейчас находился в боксерах, ему это сделать будет совсем не удобно. Срочно надо поправить.