Под мостом из карамели
Шрифт:
– Алло? – сказала Лета в трубку, уверенная, что говорит в электрическую пустоту.
– Квартира Новиковых? – закричали в трубке.
– Ну да, – ответила Лета.
– Еле до вас дозвонилась, – с упреком и треском прокричал женский голос, похожий на вышедшую из моды тяжёлую дубленку.
– Мы здесь редко бываем, – доложила Лета.
– Это из Сретенья вам звонят, из детского дома, директор.
– Да, слушаю, – вежливо отозвалась Лета.
– Я с кем разговариваю? Вы-то сами кто?
– Новикова Лета.
– В общем, у нас тут горе. Приношу свои соболезнования, но нашей вины здесь нет – прокуратура сказала, ЖКХ виновато, по их вине прорвало, а дети кипятка не почувствовали, мгновенно умерли, вы ж сами знаете, они все инвалиды, ребятки наши. Вы извините, мне ещё целый список родителей обзвонить надо, поэтому спрашиваю конкретно – вы своего ребёнка сами будете из морга забирать и хоронить, или мы его с остальными ребятками похороним? Документы…
– Ой, вы, наверное, ошиблись, – поскорее сказала Лета. Ей было неловко, что директор, убитая горем, лишний раз страдает, напрасно рассказывая о трагедии совершенно постороннему человеку, снявшему трубку по техническому телефонному недоразумению. – У нас никакого ребёнка нет. В этой квартире только моя бабушка изредка живет, а я вообще случайно зашла.
– Да что ж такое-то? – с досадой сказали в трубке и принялись говорить с кем-то ещё, рыхло присутствующим в кабинете. – Нет, говорят, тут таких. Номер сменился, что ли? Наказанье-то с этими личными делами, поменяют сведения и сроду-то ничего не сообщат! – И снова Лете. – Ладно, извините.
– Не за что, – ответила Лета коротким, как резцы, телефонным гудкам, и посмотрела на диск со следами шариковой ручки.
Слова «погибли» и «хоронить» расстроили Лету только на касательное мгновенье – смерть для неё ещё не существовала, ни как предмет страха, ни в качестве объекта любопытства. Что она не могла выбросить из головы, так это происшествие в подвале ресторана – двадцать три человека погибли из-за газа, электропроводки или их …сожгли. Только не шеф! Он не способен! Беспощадный убийца не мог учить готовить такие добродушные тефтели и ласковые соусы. Лета сердито верила в добро, которое в этой стране уже разуверилось само в себе, и всё чаще подумывало, что надо стать злее.
Она достала планшетник, пошарила в инете, но ничего нового о происшествии в «Пилаве» не нашла – сеть перекинулась на «бабушкин закон», приводя примеры концлагерных условий содержания пожилых людей в домах престарелых, и записи, тайком сделанные на мобильник. Лета взглянула на телефонный аппарат на стене – какой-то мальчик, возможно, её однофамилец, тоже погиб в интернате. Он большой или маленький? Кто его папа и бабушка? Может быть, они хорошие, добрые люди, ведь не выбросили ребенка-инвалида в мусорный контейнер, а отдали в приют, наверное, даже плакали, когда расставались, а после навещали, брали домой на праздники.
– Хорошо бы, у него остались братья или сёстры, – перелистывая фотоальбом, великодушно пожелала Лета и вдруг увидела цветной разворот с северным сиянием!
Огромные зеленые змеи извивались лентами, схлестываясь с алыми и голубыми стрельчатыми всполохами. Лета, побелев от внезапного ледяного ветра, смотрела в бездну, по краю которой упрямо бежала крохотная собачья упряжка с растерзанным погонщиком, которого родители, посоветовавшись с шаманом, с наивной верой назвали Россия.
Лета разговаривала по мобильнику с Собакой под юродивые крики телевизора, когда внезапно наступила тишина. Папа с грохотом отодвинул стул и пробежал мимо её комнаты. Лета, не прерывая разговор, закрыла дверь ногой. Папа метнулся назад, на кухню, снова нажал на пульте кнопку включения телевизора, встал в угол между окном и электрической духовкой и, кидая взгляды на экран, дрожащей рукой набрал бабушку.
– Слушаю вас внимательно! – донеслось сквозь звуки застолья.
– Как дела? – спросил папа не своим голосом.
– Пьем! – бодро ответила бабушка. – И поём замечательные песни! «О, как я хочу в ту империю зла, что столько хорошего мне принесла!»
Папа молча слушал, закусив кулак.
– Сынок? – позвала бабушка. – У вас всё в порядке?
– Он умер, – папа оторвал кулак ото рта. – Сегодня ночью.
– Кто? – прохрипела бабушка, уже зная ответ. – Подожди, я уйду на «Тропу здоровья». – Пошатываясь, она вышла из стеклянной столовой, завернула за угол – папа слышал тяжелое дыхание, снег, еще оставшийся в лесу, скрипел, как квашеная капуста. – Слава богу, умер! Господи, слава богу! Как твое состояние, сынок?
– Нормально.
– По голосу не скажешь.
– А какой у меня должен быть голос? – закричал папа, но тут же перешел на обгоревший шепот. – Да, мне этого мальчика жаль. Мерзавка, сколько жизней сгубила! Но я не могу плакать по чужому ребёнку, которого видел один раз в жизни четырнадцать лет назад. Ты же знаешь, это не мой ребёнок. Ты его видела. Генетическое заболевание. Откуда у нас генетические заболевания?! Я не знаю, от кого она его родила. Но только не от меня. Моя – это Летка, красивая, умная девочка.
– Как ты узнал?
– В «Вестях» только что сказали. Всё как всегда в нашей стране – нелепо и обыденно: прорвало очередную ржавую трубу с кипятком, дети, глубокие инвалиды, спали и погибли, не проснувшись. Во всяком случае, так утверждает директор.
– И что, всех по именам назвали? – обморочно прохрипела бабушка.
– Списком, прямо по экрану, фамилия, имя, возраст, телефон горячей линии. Хоронить будут, там же, на местном кладбище. Или родственники могут забрать. Но мы, слава богу, не родственники, поэтому к нам, при всём моем сочувствии к этому несчастному ребёнку, это коммунальное происшествие не имеет отношения. У нас люди каждый день гибнут сотнями. Четырнадцать лет ужаса! Каждый день ждать, что эта сучка позвонит или явится и вывалит Летке ушат лжи.
– Боже, как таких женщин носит земля, – сказала бабушка.
– Родила урода неизвестно от кого, бросила, уехала. Всё продумала, чтобы нас раздавить – ведь это мы с тобой, звери, сдали инвалида в приют, а она – вся в белом! Я очень боюсь, что Летка увидит сюжет в новостях.
– Ты же знаешь, она не смотрит телевидение. Там даже мне смотреть нечего! – Бабушка была сердита на телевизор, цинично и жестоко вмешавшийся в жизнь их маленькой, сплочённой семьи.
– А если прочитает в интернете?
– В нашей стране миллион Новиковых. К вечеру прорвёт ещё тысячу труб, взорвутся сотни газовых баллонов, а сверху на весь этот бардак рухнет самолёт.
– А вдруг позвонят из этого интерната? – папа извлекал всё новые инструменты пыток.
– Куда? В личном деле, насколько я понимаю, может быть только телефон старой квартиры. Даже если и позвонят – там никого никогда нет. Погоди, Лета собиралась за фотоальбомом?
– Уже сходила и вернулась. Слава богу, обошлось.
– Спрячь ключи!