Под псевдонимом Ксанти

Черчесов Георгий Ефимович

— Один глубокоуважаемый воин как-то сказал мне, тогда еще кадету: «Германия была на пороге славы и величия. Германский солдат завоевал Польшу, Украину, Прибалтику; в наших руках было пол-Франции. Но нам в спину вонзили нож… социалисты. Их революция восемнадцатого года поставила Германию на колени перед Антантой. Социалисты такие же враги Германии, как и англичане, французы, русские…»

— Память у вас, Пауль, — довольно улыбнулся Гете. — Вы хороший солдат, но…

— …слабый политик, — подхватила фрау Бюстфорд: — У власти не социалисты, а национал-социалисты.

— Все-таки в их названии не обошлось без слова «социалист».

Ей не понравилась реплика. Очень.

— Простите, — извинилась

она и повернулась к Гетсу: — Он не подойдет.

— Один момент, — возразил генерал. — Скажите, полковник, какие задачи, на ваш взгляд, история поставила перед Германией?

О, это Кильтман прекрасно знал:

— Реванш, завоевание жизненного пространства, создание Великой Германии.

Гете победно глянул на фрау Бюстфорд и стал цитировать по памяти:

— Послушайте. «Главной задачей будущей армии явится завоевание нового жизненного пространства на Востоке и его беспощадная германизация».

— Позвольте привести еще одно высказывание, — вступила в игру, затеянную генералом, фрау Бюстфорд. — «Только дети могут думать, что получат лакомства, если они будут вести себя скромно… Брехня, если заверяют народы, что им не придется прибегать к оружию». Я цитирую подлинник…

Гете кивнул ей, подтверждая, что она не исказила цитату, и обратился к полковнику:

— Эти высказывания противоречат вашим взглядам?

— Я могу под ними подписаться.

— Эти мысли принадлежат Адольфу Гитлеру. — Он показал на книгу, лежавшую на столе. — Фюреру национал-социалистов, государственному канцлеру Германии… — И, встав, выпрямился, торжественно заявил: — Нам предстоят славные походы и баталии, полковник. — Он подошел к карте, окинул ее взором: — Европа… Скоро это понятие исчезнет. Вместо нее возникнет — Великая Германия… — Легко повернувшись к ним на каблуках, генерал официально заявил: — Пора, господа. К сожалению, полковник, вам не удастся заскочить домой, — он развел руками, — операция засекречена. Весьма. Вы должны вылететь сегодня, немедленно. О семье не беспокойтесь. Мы сообщим, что следует. Идите!

— Слушаюсь, господин генерал, — щелкнул каблуками Кильтман; он не мог сказать, что рассуждения генерала его убедили, но он был ошеломлен размахом замысла.

— До свидания, полковник! — попрощалась фрау Бюстфорд.

Кильтман был уже на пороге, когда его настиг голос Гетса:

— Один момент, полковник, — он протянул книгу, — в полете у вас будет время. Великолепнейшая книга! Без волнения нельзя читать. Невозможно!

Кильтман взглянул на заголовок:

— «Майн кампф».

— Только не забудьте оставить книгу в салоне самолета, — предупредил генерал. — Первое время не стоит рекламировать, что вы из Германии.

* * *

Перед глазами Хаджумара мелькали картины многолетней давности… Вот он в кабинете Корзина..

— Если я скажу нет? — Иван Петрович пристально смотрел на Хаджумара.

— Я завтра опять буду проситься к вам, — твердо заявил Хаджумар.

— Твое оружие бьет врага с не меньшей силой, чем винтовка или пулемет, — возразил комкор. — А бойцов у нас пока хватает.

— Я видел, что они творят в Германии с людьми, — поднялся с кресла Хаджумар; он не мог без содрогания вспоминать факельные безумства, костры, на которых горели книги, избитых до беспамятства людей, которых волокли по мостовой, как мешки с трухой. Человек, видевший это своими глазами, мечтает об оружии. А сегддня, когда они принесли свое изуверство в Испанию, он знал, через нее они идут в поход на весь мир, на гуманизм и человечество, на нас!.. Но он не стал все это говорить, он просто сказал: — Я прошу направить меня в Испанию!

И Корзин произнес:

— Последние сводки из Испании малоутешительны. Надо же, с какой невинной фразы: «Над всей

Испанией безоблачное небо», прозвучавшей в эфире, началась трагедия многих миллионов людей… Такой сигнал к путчу избрал военный губернатор Испанского Марокко генерал Франко. Он ни перед чем не остановится — будет идти по лужам крови к власти. Ему бы ничего не удалось добиться — взбунтовавшиеся воинские соединения в самой Испании удалось быстро усмирить, — но эту жалкую и смешную в своих претензиях фигуру поддержали Гитлер и Муссолини. Они высадили десант на испанский материк. Их оружие, боеприпасы и войска позволили Франко приблизиться к Мадриду. У Франко было всего девяносто тысяч солдат. Муссолини подбросил ему шестьдесят тысяч итальянских вояк, Гитлер — пятьдесят тысяч немцев. Португалия и та направила в Испанию пятнадцать тысяч. А еще наемники иностранного легиона… В общем, трагедия приближается. На помощь Испанской республике спешат интернационалисты из многих стран мира. Верны ей и мы. Но беда в том, что в самой республике не все силы стремятся к сплочению. Нашлись политиканы, стремящиеся в мутной водичке выискать выгоду для своих интересов. Коммунистам не удалось создать единый мощный кулак для отпора мятежникам: — Он внимательно посмотрел на Хаджумара: — Мы отправимся в самое пекло — в Мадрид…

— Мы?

— Да. Я и ты. По разным маршрутам. Это решено сегодня.

…Старый шумный Мадрид, взбудораженный звонкими криками, гулом, возгласами, сигналами машин, ржанием коней, громкими проклятиями, плачем, топотом многотысячной толпы, столкнувшейся двумя мощными встречными потоками — бегущих из столицы и спешащих на помощь оказавшемуся в опасности городу. Из лабиринта улиц, на которые то здесь, то там обрушивались снаряды, опрокидывая стены домов, разбрасывая в стороны доверху нагруженные домашним скарбом повозки и фаэтоны, разметая убитых и раненых, спешили выбраться на простор полей старики, дети, женщины с хныкающими малышами и узлами вещей. А навстречу им, под огонь и бомбы, шли, громко шлепая по мостовой грузными высокими ботинками, отряды добровольцев. Кого только не увидишь в этих наспех сколоченных, разношерстно одетых бригадах с громкими названиями: «Смерть франкистам», «Ярость народа», «Орлы Каталонии»! Крестьяне с дробовиками на плече вышагивали тяжким, плотно припечатывающим шагом — ни дать ни взять точно идут за плугом, выворачивающим землю. Интеллигенты то и дело поправляли на носу сползающие кругляшки-очки. Весело скалящие зубы анархисты нарочито двигались вразвалочку, чтоб все видели: они никогда не станут придерживаться команды «Раз! Два! Три!». Женщины в траурных длинных, до самых пят, платьях закутаны в платки… С высоко поднятыми головами шли, ровняя ряды, интернациональные бригады — в жестких, грубого пошива суконных тужурках, в широких штанах, заправленных в неуклюжие ботинки на толстой подошве. Их громко приветствовали. Из длинных очередей за хлебом выбегали женщины и девушки, обнимали интербригадовцев. Прохожие выбрасывали кулаки: «Но пасаран!» Интербригадовцы, не сбавляя шага, спешили на окраину Мадрида, откуда доносился гул канонады.

Улицы города кишели людьми. Казалось, что все разом решили покинуть дома, чтобы покричать, пошуметь, помитинговать. Все были в движении, все спешили куда-то, о чем-то громко споря и напутствуя друг друга. У многих в руках были кирки и лопаты, ружья и пики. Разбегались они только при появлении самолетов, нещадно бросавших в самую их гущу визжащие бомбы. И тогда город погружался в гром и грохот, визг и плач, над целыми кварталами стелился едкий дым, из-под обломков торопливо, голыми руками выгребали людей и то, что от них осталось. Невыносимо было видеть маленькие искалеченные тельца пяти-шестилетних малышей, тела-обрубки с широко вытаращенными в последнем крике «Мама!» глазенками.