Под псевдонимом Ксанти
Шрифт:
Дурутти улыбнулся — идея советника пришлась ему по душе.
— Записывай и меня в ученики, — хлопнул он ладонью по плечу Хаджумара и тоже кивнул головой на окно. — А сам, наверно, рад, что те плохо стреляют. А то бы мы с тобой разговаривали там, — показал он на небо.
Бойцы засмеялись шутке комбрига. Только советник не улыбнулся.
Катарина, не сводя глаз с Хаджумара, вздохнула:
— А он красивый.
— У тебя одно на уме, — махнул рукой Педро.
— Я хочу задать ему один вопрос, — обратился к Лине Аугусто. — Мы здесь, потому что ненавидим фашистов. Они уничтожили
— Нет, жилось хорошо, — ответил Хаджумар. — А не уехал, потому что тоже ненавижу фашизм.
— Не люблю коммунистов, — признался Гарсиа. — У вас слишком много законов. Свободному человеку и разгуляться негде. А в мире должно быть иначе. Каждый должен делать то, что ему нравится. Я требую уничтожить деньги, чтоб люди перестали гоняться за ними. Я требую уничтожить правила уличного движения. В самом деле, почему я должен ехать прямо, если я хочу повернуть налево?
— И ты едешь прямо, на красный свет, и врезаешься в машину, неся смерть людям. Ты называешь это свободой, а я насилием! — Видя, что все прислушиваются к ним, Хаджумар задал вопрос: — Вы хотите уничтожить все?
— Да! — подтвердил энергично Педро. — Не оставим от старого безмозглого мира камня на камне. Мы заново построим все!
— И культура вам не нужна? — спросил Хаджумар.
— У нас будет своя культура, — отрезал Педро.
— Нам ничего не надо от старого мира, — подтвердил и Гарсиа.
— И песни Лорки? — показал на гитару в его руках Хаджумар.
— Мне его песни очень нравятся, — растерялся Гарсиа.
— Анархия создаст свои песни! А эти уничтожим, — заявил Педро.
— Опоздал! — с горечью сказал советник. — Фашисты уже расправились с Лоркой.
— Нет! — побледнел Гарсиа.
— Они расстреляли его.
Гарсиа, поняв, что советник сказал правду, прислонил гитару к стене.
Дурутти, разложив карту на кровати, позвал:
— Эй, коммунист, подойди сюда.
Хаджумар склонился над картой, спросил:
— Где фронт?
— Везде! — широко повел руками комбриг.
— Я спрашиваю, где проходит линия фронта?
— А черт его знает! — пожал плечами Дурутти и хитро глянул на него. — Ты военный спец — ты и решай где.
— Как же вы воюете? — невольно поразился Хаджумар.
— Эй, Гарсиа! — позвал комбриг. — Скажи ему, как мы воюем.
— Откуда в нас стреляют — туда и мы, — охотно поделился опытом молодой анархист.
— Вот-вот, бьем врага, где застанем.
Хаджумар посмотрел на Дурутти.
— Где нет дисциплины, Дурутти, там нет армии. Почему ты не прогонишь Педро?
— Он анархист и ненавидит фашистов, — насупился комбриг, лицо его стало озабоченном. — В штабе мне сказали, что моя бригада должна остановить мятежников, наступающих по дороге Валенсия — Мадрид. Я встречу их артиллерией.
— Ты поставил ее в центре? — всмотрелся в карту советник.
— На войне как в шахматах — всегда укрепляй центр.
— Рельеф местности позволяет им впритык подойти к правому флангу, — прикинув ситуацию, предупредил Хаджумар.
— Чепуха! — возразил Дурутти. — Они пройдут здесь: интуиция меня не обманывает.
— Вам нужен военный советник, который восхищался бы вашей интуицией? — выпрямился Хаджумар, поняв: если не сумеет отстоять свое мнение сейчас, потом поздно будет заставить его прислушиваться к себе.
— Дурутти — очень вспыльчивый человек, — предупредительно напомнила Лина. — Он истинный испанец.
— А я тоже южанин и тоже вспыльчивый человек, — твердо заявил советник и предложил: — У меня в пистолете четыре его пули. Если фашисты ударят в центр, я одну из них пущу себе в лоб.
— Это мужской разговор, — оживился Дурутти. — Пари есть пари. А если франкисты ударят во фланг, то я должен выстрелить себе в лоб?
— Нет, — поставил свое условие Хаджумар. — Ты обязан будешь забыть о своей интуиции.
— Ха! — удивился комбриг. — Согласен! — Он протянул руку Хаджумару, тот хлопнул по ней ладонью. — Ставь артиллерию куда хочешь.
— Мы это сделаем точно в нужный момент, — заявил советник и углубился в изучение карты.
Как ни прикидывай, карта давала однозначный ответ: положение катастрофическое. Немало ошибок совершено, и очень много времени потрачено на бесполезные споры и дебаты, как защищать Мадрид, надо ли его защищать и где развернуть оборону. И вот результат: выбран отнюдь не лучший вариант обороны, а времени на оборудование новой позиции нет. Надо искать выход в неожиданных тактических ударах. Но не с такими войсками, где расположение артиллерии определяют не соображениями успешной обороны, а престижными мотивами. И разве возможно воздействовать на разум таких, как Педро? Их уже не перевоспитаешь, чересчур обработаны, охвачены жаждой делать только то, что им хочется. А война — это испытание, в котором каждый человек делает то, что требуется для победы. Но бойцов не хватает, и, значит, придется опираться и на анархистов. Надо добиться, чтобы такие, как Гарсиа, Аугусто, эти простые крестьяне, одурманенные лживыми лозунгами о вычурной свободе личности, поняли, что победа не придет без умения воевать. Им надо наглядно показать, как куется успех.
Он рассуждал, а глаза его бегали по карте, выискивая, за что бы зацепиться, хотелось отыскать и использовать любой маломальский шанс, дававший дополнительную возможность для отражения атаки. Уже несколько раз палец его утыкался в мост, находившийся в тылу мятежников. Несколько дней назад он был в руках республиканцев, но уже тогда надо было предусмотреть опасность захвата его франкистами. Но никому в голову не пришло заминировать его, чтобы взорвать при отступлении.
Хаджумар чертыхнулся: будь мост взорван, сколько дней было бы выиграно для организации стойкой обороны. Мысль никак не желала мириться с тем, что он целехонький и помогает врагу. И пришло твердое решение: мост должен быть взорван. Как? Он этого еще не знал, но упрямог твердил себе: мост необходимо разрушить. Но кто это сделает? У бойцов нет такого опыта. Значит, придется идти самому. Нужно, чтобы люди поверили в него, советника, чтобы у него появился костяк бойцов, на которых можно опираться. К тому же это тот случай, та операция, на которой можно научить двух-трех анархистов умению воевать. И Хаджумар кивнул на карту и тихо, чтоб никто из бойцов не услышал, произнес: