Под сенью наших берёз
Шрифт:
Толя взглянул на участкового, но так ничего и не сказав, опустил глаза.
– Что ты молчишь? – вступила мама.
– Ну что ж, это был просто разговор. В следующий раз, а именно во вторник нам придется встретиться уже в участке для дачи показаний. Маме придется отпрашиваться с работы.
Брат не проронил ни слова.
Милицейская фуражка проплыла мимо окон двора в обратную сторону, к калитке.
– Сядь, – сказала мама. – Рассказывай все как было, не смей мне врать. Виноват – будешь отвечать, воров в нашей семье не было. Добегался… взрослый… засмеют… Теперь кто будет смеяться? Теперь за них всех отвечать будешь? Я правильно понимаю, что ты все же не был в чужом доме. Это так? Ты не воровал?
– Нет, не лазил я в дом, стоял на шухере.
Толя был самый младший в этой компании. Сначала они, казалось, ничего дурного не делали. Разве что курили в заброшенном доме на окраине, играли в карты в «дурака», разыгрывали прохожих, выбрасывая на тротуар пустой кошелек с привязанной к нему ниткой, замаскированной в листьях. Когда прохожий, обрадовавшийся крупному своему везению, собирался поднять добычу, озираясь по сторонам, они резко дергали нитку, и кошелек резво выпрыгивал из-под руки несостоявшегося счастливчика. Прохожий, как ошпаренный кидался прочь быстрыми, аршинными шагами, а мальчишки гоготали, как дураки ему вслед. Развлечение, впрочем, быстро наскучило. Старшие стали частенько приносить пиво, когда разживались где-нибудь деньгами, бывало, и водку. Пиво, конечно, Толя потягивал, но от водки отказывался, боясь, что мама унюхает. Сначала над ним подтрунивали, потом отстали, самим больше достанется. Но никто не собирался все время угощать на халяву, от младших тоже требовали вкладываться. Приходилось проявлять изобретательность – то насобирать пустых бутылок и сдать их, то не отдать полностью сдачу от денег на хлеб, молоко, которые оставляли родители.
Острый вопрос отсутствия наличности угнетал старших приятелей, было как-то им тоскливо, невесело. Кривулеву пришла весьма удачная, как ему казалось, мысль залезть в дом к одинокой пожилой тетке Дарье. Может, повезет, и они смогут поживиться деньгами, чтобы было на что купить пива или портвейна, а лучше того и другого – разнообразить их тупые, похожие один на другой вечера, развеяться, так сказать? Дом жертвы буквально утопал в зелени со всех сторон, и Кривулев знал, что тетка Дарья, мать его одноклассника, который ушел в армию, раньше оставляла ключ в уступе над дверью. Чем черт не шутит, может, так и кладет его на то место по инерции? Не ошибся. Каких-то навороченных суперзамков на двери не ставили, да и не продавались тогда такие. Воровать в домах было особо нечего, очень скромно жил народ в заводской округе. Вешали простые, обычные замки, которые при желании открыть не составляло большого труда. А тут и пытаться нет нужды, ключ лежал в той же расщелине, откуда его доставал приятель, когда Кривулев иногда после школы заруливал к нему.
На допросе наглый до кончиков волос, до последней клетки на рубашке Кривулев заявил, что идея зайти в дом принадлежала Толе и что они – Толя и Козлов – вдвоем проникли в дом, а он сам – Кривулев – и еще двое парней оставались снаружи. Оказывается, они даже пытались отговорить неуемных подростков от преступного шага, что они-то как раз и были против. Те двое подтвердили каждое слово своего вожака. По их раскладу выходило все очень плохо для Толи и Кольки. Старшие просто топили мальчишек, пытаясь выкрутиться. Об этом предупреждал старлей. Ангелина, да и сам Анатолий, совершенно извелись. Мама провела не одну беспокойную ночь без сна, в думах и молитвах. Что делать??
Ангелина пошла по соседям обворованной тетки Дарьи, вдруг кто-то видел что-нибудь в тот злосчастный день. Найти свидетелей оказалось не сложно: пенсионерку, живущую напротив Дарьиного дома, и соседа Дарьи, живущего через огород. Пенсионерка прекрасно помнила тот день, потому что ей должны были принести пенсию, и она добрых два часа просидела возле окошка, поджидая почтальонку, то и дело выглядывая на улицу. Она четко видела
– А что они делали, мальчишки? – спросила нетерпеливо Ангелина.
– Так просто болтались там в проулке, разговаривали, стругали какие-то деревяшки, сидели на скамейке, – рассказывала соседка.
– Ничего подозрительного не заметили? – продолжала Ангелина.
– Да нет. Мальчишки как мальчишки, видела их много раз. Деревья, конечно, загораживают обзор, но все одно – в прогалы, видно. Потом появились те долговязые, непутевые, и они все вместе ушли.
– Анна Сергеевна, а откуда те взрослые парни появились?
– Да шут их знает. Отвлеклась на минуту, а они уж там стоят, балбесы.
Сосед сбоку рассказал, что вышел в огород покурить после обеда и, к своему удивлению, увидел сквозь редкий штакетник, отделяющий его участок от соседкиного, известного дурной славой на всю округу Кривулева и его дружка, копошащихся на крыльце Дарьиного дома. Еще один стоял возле ворот во дворе.
– Говорю, эй, чего это вы это там делаете? – с воодушевлением рассказывал сосед. – Да вот, говорит, заходил к тетке Дарье, хотел узнать, не было ли от Валерки письма, как он там. Ладно, говорит, зайду, говорит, в другой раз. Не растерялся.
– Вы внушаете мне, что мой ребенок совершил преступление, ему навязываете мысль, что придется идти в колонию для несовершеннолетних, ни я, ни он не спим ночами. А оказывается, все просто, нужно только опросить всех соседей? Разве вы не должны были это сделать в первую очередь? – спросила Ангелина в кабинете капитана, силясь увидеть хоть какие-то эмоции на его лице. – Пенсионеры – народ бдительный, некоторые из них видели и сына с другом, и этих взрослых парней.
Она рассказала о разговоре с соседями.
– Вот и хорошо, что так обернулось. А сыну вашему впредь наука – не связываться с кем ни попадя. Полезно ему было испугаться, подумать бессонными ночами.
– Но почему вы не расспросили соседей? – не могла взять в толк Ангелина. – Так бы и пустили все на самотек?
– Собирался это сделать, и сделал бы. Дел по горло, просто не дошли руки, – ответил милиционер.
Просто не дошли руки… На кону жизнь ее сына, а у него просто не дошли руки. Пришлось участковому, несмотря на его так сильно занятые руки, а возможно, и ноги, пройтись по округе и опросить всех ближайших соседей по всей форме, по протоколу. Все встало на свои места.
Тетка Дарья не собиралась прощать Кривулева, который шлялся без дела, в то время как ее сын служил в армии, а эта наглая рожа вероломно воспользовалась их былым гостеприимством.
Поскольку за тунеядцем числились еще и приводы в милицию за драки в состоянии алкогольного опьянения, его осудили на два года с выплатой ущерба. Подельник, который принимал непосредственное участие в краже, получил один год в детской колонии, ему было семнадцать. Тех, что оставались во дворе, Толю и Кольку, поставили на учет в детской комнате милиции. Мама выдохнула оттого, что дело хотя бы не закончилось для ее сына колонией для несовершеннолетних, но остались удушающие волнение и боязнь за сына. Те двое, избежавшие наказания, так и норовили снова затянуть Толю в теперь уже обновившуюся компанию. Оставалось очень много нешуточных опасностей на пути подростка в переходном возрасте, за которым, по сути, и приглядеть некому. Участковый предостерегал о том же. Перед Ангелиной встал нелегкий выбор: либо пустить все на самотек, либо отправить Толю учиться в интернат. Сердце сжималось от обоих вариантов, но та чудовищная ситуация, в которой оказался ее старший ребенок и которая чуть не сломала его жизнь, на одной чаше весов перевешивала жалость, угрызения из-за того, что придется отрывать его от дома, терзания о правильности ее решения – на другой.