Под сенью тайги
Шрифт:
Да, нам! Не удивляйтесь, некоторые вегетарианцы едят рыбу, хотя я и старалась делать это как можно реже. Но в походах щепетильность может оказаться вредной для здоровья. Когда я вернулась, костер только-только разгорелся, жарить рыбу было еще рано, но варить уху в самый раз. Я достала небольшой котелок и занялась делом.
Максим заканчивал ставить палатку, когда над лесом поплыл аромат рыбного бульона. Если бы поблизости были медведи, мы рисковали бы привлечь их сюда, но волноваться было не о чем. Они водились гораздо дальше. Максим соорудил вертел для как следует обработанной мной специями рыбы, пошевелил угольки и установил над ними нашу закуску. Мы сели ужинать.
Заходящее солнце красиво золотило
– За нас!
– За горы! - сказал Максим.
– И за речку! - съехидничала я.
Максим скорчил гримасу, но все-таки чокнулся со мной своей кружкой и мы сделали по глотку холодного пива. Рыба была выше всяких похвал! Пряная, остренькая, объедение! Соответственно, кончилась она быстрее, чем пиво. Тогда мы отложили тарелки, подбросили дров на угли и сели рядышком на бревно, лежащее у костра.
Мы молча смотрели в огонь, изредка прихлебывая из своих кружек. Я практически не употребляю алкоголь, поэтому моя устойчивость к нему близка к нулю. Посему к концу кружки приятное тепло начало разливаться по моему телу, настроение поднялось и все вокруг стало казаться мне просто сказочно красивым. Собственно, оно таким и было, просто усталость мешала мне как следует разглядеть окружающее великолепие, а теперь я смогла расслабиться. Я с наслаждением втянула в себя чистый воздух и почувствовала запах пота. Что же, неудивительно. Влажные салфетки хороши, но спасать полностью они не могут. И тут мне в голову пришла интересная мысль, я повернулась к Максу, он смотрел в огонь. По выражению его глаз было видно, что его мысли витают где-то очень далеко. Я совсем не так представляла себе этот вечер, поэтому позвала его:
– Ты здесь?
– А? - очнулся он. - Да. Прости. Без таблеток все воспоминания стали более яркими, в том числе неприятные. Я даже удивлен, какие детали могу вспомнить.
– Знаешь, о чем я подумала? - спросила я, наклонив голову. Он молча смотрел на меня. - Когда я ходила к реке, я видела, что в нескольких метрах от нас есть небольшая запруда. Вода там не должна быть такой холодной, как в реке. Там она не проточная.
– И? - прищурился Макс.
Вместо ответа я встала и начала раздеваться. Максим смотрел на меня, не шевелясь. Когда я осталась только в черном нижнем белье, по движению его кадыка я поняла, что отвлекла его от мрачных мыслей и видит он теперь только меня. Я потянула его за руку, он поднялся с бревна и скинул гимнастерку. Вытянув ремень из брюк, он протянул ко мне руку, но я отступила. Он шагнул ко мне, я снова отступила. И еще раз, и еще. Макс широко улыбнулся, в его глазах загорелись озорные искорки. Я побежала, он погнался за мной. Мы носились по поляне, визжа и смеясь так, как будто нам было по пятнадцать лет. В ходе погони Макс успел скинуть все остальное и остаться только в синих плавках.
В конце концов, я оступилась, и он поймал меня. Легко подняв меня на руки, он пошел к воде так, будто я вообще ничего не весила. Не выпуская меня из рук, он вошел в воду, которая чуть ли не испарялась с нашей горячей кожи. Сначала она показалась нам холоднее ручья, и мы прижались друг к другу крепче, но, попривыкнув, мы поплыли на середину запруды.
Уже спустились сумерки, но мы все равно хорошо видели друг друга сквозь прозрачную воду. Когда она стала доходить Максу до груди, а мне соответственно до шеи, мы повернулись друг к другу, и мне почудился разряд тока в воде. Максим подошел ближе, прижал меня
Закончив дурачиться, мы поторопились выйти из холодной воды и укутаться в спальные мешки, после чего снова устроились на бревне у огня. Макс разлил по кружкам оставшееся пиво, я подкинула дров в костер. Оглушительно стрекотали кузнечики, и мне казалось, что никого кроме нас в мире нет. Только мы, лес и огонь.
На огонь можно смотреть бесконечно, но все-таки мне стало казаться, что наше молчание слишком затянулось. Я поглядела на Макса. Его лицо было пустым, отрешенным. Он снова был от меня далеко. Что-то его сильно терзало. Возможно, если он выговорится, ему будет лучше. Как говорится, есть только один способ узнать.
– О чем ты думаешь? - спросила я.
Он вздрогнул и поднял на меня растерянный взгляд. Повязка на голове делала его похожим на хиппи, большей частью потому, что я всегда просила его не стричь волос, концы которых все еще не успели высохнуть и лежали тяжелыми кистями на плечах. В глазах было странное выражение…чего? Отчаяния? Нет, не то слово.
– Как это ни смешно, о смысле жизни. - ответил он, снова поворачиваясь к огню.
– И что придумал?
– Да пока ничего определенного. - буркнул он.
– Совсем? - не унималась я.
– Слушай, мне уже сорок три, а что я собой представляю? У меня нет работы, нет собственного дома, нет даже хомячка! Я заполучил тебя в жены, самому мне не понятным чудом, но не перевез тебя в свой дом и не обеспечил будущее нашим детям. Все что у меня есть, это шрамы по всему телу от горных вылазок, да куча трупов, оставленных в Чечне, на счету. Я ничего не могу дать тебе, так почему ты со мной остаешься? - все это он говорил, глядя в огонь. Наверное, боялся выражения моего лица.
– А что ты мог дать мне, когда я выходила за тебя замуж? - холодно поинтересовалась я.
– Я был моложе. Все было впереди, я рассчитывал, что обеспечу тебя!
– Брак - это союз двух человек. Он не означает, что жена усаживается на шею супруга и свешивает ножки. Будущее нашим детям, которых я пока не планирую, к слову говоря, я вполне могу обеспечить сама.
– Только в нашем союзе на шее у тебя сижу я.
– Макс, хватит себя жалеть! Я выходила за тебя, а не за твое имущество или что бы там ни было. К тому же ты только неделю назад выписался из больницы, ты еще успеешь наверстать все, что тебе кажется таким важным.
– Ты выходила за меня. - тихо повторил он. - Только я оказался не таким, каким был в момент свадьбы.
Поскольку я уже просила его не поднимать этой темы, то не посчитала нужным отвечать на эту реплику. Некоторое время мы слушали треск поленьев, но он вдруг заговорил.
– Однажды, в Грозном мне пришлось вести перестрелку в наполовину раскуроченном взрывом здании. Мне и моей группе нужно было пройти через узкий коридор, но он постоянно обстреливался. С помощью зеркала я разглядел, откуда стреляли. Я взял гранату, выдернул чеку и бросил туда, где прятался стрелок. Дождавшись взрыва, мы убедились, что больше выстрелов с той стороны не будет и пошли по коридору. Там, куда я бросил гранату, был ребенок лет двенадцати. Ему оторвало обе ноги, в грудь попал осколок, но он был все еще жив. Когда я подошел, он протянул ко мне руку, всю в крови. Он плакал, а я стоял и смотрел, не в силах шевельнуться, когда за моей спиной грохнул выстрел, и мозги паренька разлетелись по земле. Я обернулся и успел заметить, как мой недавний товарищ опускает винтовку. Его лицо не выражало ничего, кроме ужаса, но позже он пытался себя убедить, что избавил несчастного от мучений. Я до сих пор иногда вижу во сне того паренька, вижу его глаза, безумные от боли…