Под тропиком Козерога
Шрифт:
— А где он живет?
— Далеко, в буше.
— Магани, я не женщина и не мальчик. Можно мне его увидеть?
Магани пристально посмотрел на меня и почесал пос.
— Так и быть, — сказал он.
Глава 5
Ревущий змей
Магани шел сквозь буш широким, решительным шагом. Он держался прямо, даже чуть откинувшись назад, руки болтались вдоль туловища, а босые ноги запросто наступали на сухие ветки и колючки. Поблизости от лагеря бурада, в зарослях кустарника, были протоптаны тропинки, но они постепенно сужались, и вскоре мы оказались в глухом буше, куда редко ступала нога человека. Пройдя еще с полмили, мы вышли к большому, сооруженному из веток шалашу. Перед нами сидел Джарабили, Он ничем
— Юрлунггур, — сказал Магани.
Шест длиной два с половиной метра был покрыт красной краской и разрисован символическими изображениями гоан. Внутри он был полым и с одного конца имел восковой мундштук. Я не сразу догадался, что эта труба — гигантская разновидность диджериду. Стоя на коленях, мы стали разглядывать необычный инструмент.
— Он умеет говорить, — сказал Магани, гордо улыбнувшись. — Послушай.
Он лег на бок, вставил мундштук в рот и раздул щеки. Юрлунггур издал громкий, раскатистый рев, куда сильнее обычной диджериду.
— Мы часто приходим сюда. Рисуем на нем, — добавил Магани.
Так вот, значит, где оп пропадал, когда мы не находили его в «студии». Это и было то самое дело, на которое туманно намекал Джарабили. Нам приоткрыли завесу над тайной, полного смысла которой мы еще не могли постичь.
Теперь, увидев единожды Юрлунггур, мы могли ходить в эту хижину сколько угодно. Если здесь никого не было, труба лежала тщательно замаскированная ветками, и мы не трогали ее. Но чаще всего Магани и Джарабили сидели возле волшебного инструмента, терпеливо добавляя новые детали украшений. Магани объяснял, что труба должна быть вся разрисована, потому что скоро она понадобится для торжественного ритуала. На то, чтобы узнать смысл церемонии и связанный с нею миф, понадобилось немало времени. Каждый день мы заговаривали об этом с Магани, и я все аккуратно записывал.
Этот миф широко распространен в северной части Австралии. Многие варианты его были записаны и раньше, но, слушая Магани, я старался отрешиться от всего прочитанного и ловил каждое его слово. Я избегал задавать наводящие вопросы, не выуживал содержание, не пытался уточнять ход событий и выстраивать их в логической последовательности, присущей нашей беллетристике. Впрочем, и наши собственные мифы в своей оригинальной форме не отличаются логикой. Мы воспринимаем их как цепь фактов и не задаемся вопросом, где в них логика. В конечном счете библейская легенда о том, как змей уговорил нашу прародительницу отведать яблока и тем самым лишил людей дара бессмертия, столь же лишена логики, как и легенда, рассказанная Магани.
Было также ясно, что, даже тщательно записав все события, о которых упоминал Магани, я вряд ли смогу до конца понять их как следует, потому что для него вся история имела свой особый смысл. Мифы, рожденные нашей культурой, кажутся мне не более чем забавной аллегорией. Для Магани же эта легенда была историей его народа и его родных краев, историей, исполненной такого мистического страха, что даже имя главного персонажа не должно было слетать с уст в присутствии непосвященных.
Вот как звучит записанная нами история.
«В незапамятные времена, когда земля была ровной и гладкой, когда звери походили на людей, а люди — на богов, две женщины пришли на юг из страны Вавилак. Их звали Мисилгое и Боалере. По пути они давали имена животным и растениям, которые до той поры были безымянными. Мисилгое ждала ребенка, и, когда они подошли к месту, где из земли бил ключ, она почувствовала, что ребенок зашевелился во чреве. Этот источник назывался Миррамина, и находился он неподалеку от реки Гойдер, что к востоку от Манингриды. Итак, им пришлось остановиться, и, пока Мисилгое отдыхала, Боалере добывала пищу. Она собирала ямс и луковицы лилий,
Сестры не ведали, что источник был жилищем гигантского змея Юрлунггура, который спал под черной водой. Вскоре Мисилгое родила ребенка. Это был мальчик, и его назвали Джанггалангом. Боалере собралась изжарить на костре убитых животных, как вдруг они ожили и прыгнули в источник. Тут сестры догадались, в чем дело.
— Наверное, под водой лежит змей. Подождем до захода солнца, — решили они. — Может, тогда удастся поймать кого-нибудь.
Тем временем кровь Мисилгое, пролитая во время родов, затекла в источник и замутила воду. Юрлунггур отведал крови и узнал, что сестры сидят у источника. Мисилгое надрала коры и соорудила из нее люльку для младенца. Потом она построила шалаш, где они собирались провести ночь. Но Юрлунггур, рассерженный тем, что женщины осквернили его источник, вылез из колодца. Вместе с ним выползли и укрывшиеся там гоаны. Он зашипел и нагнал своим дыханием тучи на небо. Мир погрузился во тьму. Мисилгое мирно спала, а Боалере, взяв палочки, стала отбивать ритм, плясать и петь, чтобы умилостивить змея. Наконец, обессилев, она забралась в шалаш, уселась на палочки, благословила их, после чего заснула рядом с сестрой.
Юрлунггур проглотил младенца Джанггаланга, а затем сожрал обеих сестер. Он изогнулся до неба, тело его стало радугой, язык — молнией, а голос — громом. Из поднебесья он призвал змей со всего края и рассказал им о случившемся у источника. Змеи высмеяли его и обозвали глупцом. Зачем ты съел женщин и младенца, сказали они. Юрлунггур вернулся к колодцу, изверг из себя живых женщин и младенца и опять погрузился на дно».
Это был лишь эпизод из длинной саги о двух сестрах Вавалаг и мужчинах Вонгар, которые встретили женщин вскоре после того, как они живыми вышли из змеиного брюха. Легенда все разрасталась. По ходу действия все животные получали имена, а люди — повеление свыше совершать обряды обрезания и скарификации [6] , зарождались ритмы ритуальных танцев и устанавливался порядок торжественных церемоний. Определялась и общественная структура племени бурада — тотемы, кланы и семейные ячейки. Каждый человек был так или иначе связан с главными персонажами легенды, и степень родства с ними определяла его положение в племени.
6
Скарификация — нанесение на тело мелких надрезов в ритуальных целях, — Примеч. пер.
Миф был нескончаем, как «Кольцо Нибелунгов», и полон смысла, как Книга бытия. Женщинам не дозволялось знать его, а мужчины открывали его постепенно, в течение всей жизни. Прежде чем мальчик появляется на свет, его дух покидает тотемический источник, где обитают духи его предков, и переселяется в чрево матери. Когда мальчику исполняется восемь-девять лет, он проходит обряд обрезания и его частично посвящают в тайны мифа, доступные пониманию ребенка. С возрастом ему открывают все новые детали и священные символы, пока наконец в старости он, подобно Магани, не постигает смысла жизни. Человек умирает, а его дух, покинув бренное тело, вновь возвращается в тотем, откуда вышел много лет назад.
Магани и Джарабили готовились показать маленький эпизод мифа молодым людям, достигшим того возраста, когда нм надлежит увидеть священные символы, а также обучиться ритуальным танцам и песнопениям; после торжественного посвящения перед ними откроется следующая ступень понимания мира. Предстоящий ритуал символизировал возвращение к жизни гоан, скрывшихся в священном источнике Юрлунггура.
Представление требовало тщательной подготовки. Каждый день Магани и Джарабили приходили к хижине и усердно разрисовывали диджериду. Даже в незаконченном виде труба была священным предметом, и, когда я неуважительно протянул над ней руку, чтобы взять что-то, лежавшее по другую сторону, Джарабили цыкнул на меня и отчитал. Так обращаться с Юрлунггуром не полагается.