Под жарким солнцем
Шрифт:
— Надо переждать, а то собьемся с пути! — кричал Авраам, но ветер заглушил его голос.
Когда стало чуть тише, донесся душераздирающий крик старика, который, подняв руки вверх, молил бога:
— О господи, помоги и помилуй! Останови ураган, а то мы погибнем в степи!
Наконец первая подвода двинулась дальше, за ней покатились остальные. Пока доехали до поселка, буря затихла.
Подъехали к поселку. Илья, поджидавший их, еще издали увидел мать, Мишку, остальных братишек и сестренок. Побежав им навстречу, он на ходу вскочил на подводу. Мать обняла его, поцеловала и плача сказала:
— Боже мой, как ты изменился, еле тебя узнала. Какой ты худой, измученный. Наверно, недосыпаешь, недоедаешь…
— Что ты, мама, мне тут хорошо, совсем нетрудно. И вам тут понравится.
Илья хотел перемолвиться словом с братишками и сестренками, но мать не выпускала его из своих объятий и все говорила и говорила:
— Ветер такой поднялся в степи, что я уже думала, что не доедем к тебе, мой ненаглядный, и мои глаза тебя никогда не увидят… Первый раз в жизни я вижу такую напасть… В разгар лета — метель, черная пыльная метель. Такая встреча, сынок, может быть, не к добру. Степь твоя, которую ты так полюбил, не хочет нас принять. А может, она тебе уже надоела?
— Нет, мама, нет. Она дикая, неосвоенная… Когда-то все домашние животные — коровы, лошади и птицы, вся домашняя живность были дикими, а теперь они нас кормят. Мы привыкнем к дикой степи, освоим ее, и она нам станет близкой и дорогой.
Подводы с переселенцами остановились.
— Ну, мы приехали, — объявил Авраам.
Илья быстро снял с подводы пару узлов, поднес к землянке, сказал:
— Пока мы тут будем жить.
— Ой, боже милосердный, куда нас завезли? Живой в могилу лезть, — схватилась за голову Зельда.
— Успокойся, ведь это временно, пока дом построим, — объяснил ей Авраам. — Мы можем жить в общей комнате нового дома, где мы с Илюсиком жили, но там не хватит для всех места.
— Под землей я жить не буду, лучше уж в палатке.
— Как цыгане будем жить, — вмешалась в разговор женщина, которая с узлами в руках прошла мимо. — Мы оставили дома, где жили как люди, и поехали черт знает куда, чтобы жить в голой степи, среди змей и ящериц. А что стоит пережитое нами сегодня и кто знает, что ждет нас тут, в пустыне…
— Кто знает, кто знает, что нас ждет… Но зачем думать о плохом? — начала утешать ее Зельда, хоть у самой было тяжело на душе.
Женщина махнула рукой и пошла своей дорогой. Со всех сторон раздавались недовольные голоса, выкрики и брань. Только Зельда немного успокоилась, смирилась со всеми неурядицами, подумав, что не от хорошей жизни они подались сюда. Вместе с детьми она перенесла вещи в землянку, разложила все по местам, убрала, и сразу стало уютно, тепло, как дома. Управившись с вещами, Зельда пошла в соседнюю землянку поглядеть, как устроились соседи.
Пока Илья ушел в поле посмотреть, не нанес ли суховей ущерб хлебам. Он был несказанно рад, что ветер особого вреда не причинил пшенице, только кое-где помял и засыпал землей.
Неожиданно Илья увидел Иону Штепера. Ослабленный и истощенный после болезни, он все же вышел осмотреть хлеба.
— И ты здесь? — удивился Иона. — Обошел все поля?
— Нет, только что пришел. Мне кажется, что пшеница не очень пострадала.
— А я как следует еще не разглядел.
— Виделись ли вы с людьми, которые приехали?
— Кое-кого видел. Надо помочь им устроиться, чтобы завтра они могли выйти на работу.
— Я хочу пойти посмотреть траву в долине. Она, наверное, в этом зное уже горит. Срочно надо косить…
— Да, да, немедленно надо приступить к сенокосу. Люди прибыли, косы есть, чего ждать? Все равно в долине жатки нельзя пускать.
— Поговорите об этом с отцом, а я пока все осмотрю…
Когда Илья вернулся домой, отца дома не было.
— Куда ты исчез? Я ведь тебя почти не видела… — начала жаловаться мать. — Побудь со мной немного, пообедай.
— Сейчас не могу, мама, скоро приду… Где отец?
— Он, наверно, пошел к Ионе.
— Мне срочно нужно его видеть.
Стремительно выбежав из землянки, Илья помчался к Ионе. Увидев отца, он, запыхавшись, выпалил:
— Был в долине…
— Знаю, знаю, — перебил его отец. — Завтра приступаем к сенокосу.
Рано утром все переселенцы с косами, вилами и граблями вышли на сенокос. Мрачные мысли, охватившие их в первые минуты приезда, рассеялись. Никто больше не ныл, не жаловался, не шумел, все работали усердно, дружно и добросовестно. К концу дня сено в долине было скошено, собрано и заскирдовано.
К вечеру Авраам привез из района две жатки. Утром их пустили в ход, и работа закипела.
— Зима долгая, все, что может пойти в дело, нельзя оставлять в степи, — твердил Авраам. — То, что не пойдет на корм скоту, используем на подстилку и топливо.
Вслед за жатками и косарями шли подростки и граблями подбирали все, что оставалось в поле. Скошенное сено перевезли на скотный двор и заскирдовали.
К этому времени поспели хлеба. На высоких местах почти все сгорело, а на пологих и равнинных урожай был очень скудный, колоски тощие, зерна мелкие, усохшие. Все собрали до единого зернышка.
…Люди знали, что зимой у них хлеба вдоволь не будет, но не падали духом. Созрели кукуруза, подсолнух, бахча. Огонек надежды вновь вспыхнул в их душах, когда увидали крупные початки кукурузы на высоких стеблях, большие головки подсолнухов, заполненные семечками, огромные полосатые арбузы и золотистые, с зеленоватым отливом, дыни.
— Вот видите, это мы всё мотыгами отвоевали у разбойника-суховея, — сказал Авраам. — Будем и впредь с ним драться…
Эти слова еще больше ободрили Илью. Еще не закончили уборку пропашных и бахчи, а Илья и Клафтер уже начали готовить поле к осенней посевной. Землю, вспаханную весной, теперь легче было обработать, но правление решило расширить посевной клин. Пришлось вновь поднимать целину. На ней, как и весною, торчала дернина, и тяжелыми дисковыми культиваторами, которые недавно приобрели, легче было разбивать комья.