Подари мне себя… до боли
Шрифт:
– Значит ты не нашёл и сублимируешь в секс? Правильно?
Моронский усмехнулся и отбросил травинку. Перевёл взгляд темных глаз на Соню и сказал:
– Нет, Соня, неправильно. Я ничего не ищу. Меня все устраивает, я просто беру от жизни то, что хочу.
Снова у неё возникло какое-то горькое чувство разочарования. В который раз уже… Только у неё забрезжит надежда, что он способен быть нормальным, как Моронский произносит очередную свою циничную гадость и наступает тяжёлое похмелье. С ним нельзя терять бдительность, нельзя расслабляться. Нельзя очаровываться!
– Кстати, где
Соня не нашла, что ответить. Отвернулась и сникла.
– Только не говори, что сама не задаёшь себе этот вопрос! – услышала она после некоторой паузы. – Если бы ты была моей женщиной, ни один яйценосец не приблизился бы к тебе ближе ста метров.
– Это не забота! – резко выпалила она.
– Да? А что?
– Не знаю! – Она дёрнула плечом. – Собственничество. Желание показать, кто сильнее. У кого член больше!
– Тогда зачем тебе мужик с таким крохотным членом? – хохотнул Моронский. – Все ж было понятно, когда он дёру дал из ресторана.
– Я не хочу, чтобы ты говорил о Нем в таком тоне! – зло отрезала Соня.
– Да я вообще не хочу говорить, если честно. – Он медленно поднялся, сунув руки в карманы джинсов и подошёл к Соне. Навис над ней чёрной скалой. – Я бы сейчас с бОльшим удовольствием стянул бы с тебя штаны, нагнул над байком и вытрахал бы из тебя даже малейшее воспоминание об этом ванильном мальчике с хроническим гайморитом.
Соня бы залепила ему пощечину, да физиономия Моронского была высоко, а соревноваться в острословии уже не осталось сил, к тому же она была голодна. Все на что хватило энергии – смерить нахала уничтожающим, полным презрения взглядом.
– Однако, здесь комары вечером зверски жрут, – он звонко хлопнул себя по шее, будто вовсе не заметив этого взгляда, – а мне бы совсем не хотелось делить твою голую задницу даже с этими кровососами.
Он протянул ей руку, чтобы помочь встать. Но она проигнорировала жест, поднялась сама и отряхнула треники.
– Не ври хотя бы себе, Соня – услышала она уже совсем рядом, – ты хочешь меня не меньше, чем я тебя. И мы бы уже давно наслаждались друг другом, если бы не твоя порядочность по отношению к недостойному тебя человеку и обязательства, которые ты сама себе выдумала.
– Я так не умею, Моронский! – гордо вскинула Соня подбородок. – Человеческие отношения – это не игра. Не переустановишь. Память не сотрёшь.
С минуту он смотрел на девушку не моргая, играя желваками.
– Я есть хочу, – заявила Соня, не дожидаясь очередной его колкости, – ты мне мясо обещал.
***
Обратная дорога уже не вызвала такого леденящего душу ужаса, как в самый первый заезд. Терять уже было нечего. Поэтому держалась Соня за Моронского так крепко, как только могла, изо всех сил прижимаясь к стальному торсу. Удивительно, как он ещё при этом мог дышать. На виражах Соня старательно сжимала челюсти, чтобы не доставлять чудовищу ожидаемого наслаждения своими воплями. Обойдётся!
Но когда, наконец, она обрела под ногами ровную твёрдую поверхность,
– Сногсшибательные ощущения, правда? – шепнул он ей на ухо. – Почти, как оргазм.
– Моронский, – выдохнула Соня, – я очень устала и голодная. Поэтому информацию про твои оргазмы просто не воспринимаю. Нормальные ловеласы девушку сначала кормят, а потом соблазняют. – Соня мягко убрала его руку со своей талии и, неуклюже шагая в больших неудобных ботинках, двинулась в сторону гаража.
Макс не отставал. Неожиданно для Сони легко подхватил ее на руки и быстро понёс к дому. Она задохнулась от запаха, ударившего в ноздри. Головокружительного, мужского запаха, который проникал в тело, как дурман. Соня перестала дышать, чтобы не впускать его в себя, чтобы ненароком не угореть в кумаре.
Всё это плохо. Неправильно. У неё есть парень. А она…
Внутри гаража Макс поставил ее на ноги, взялся за собачку молнии куртки и медленно потянул вниз, глядя при этом Соне в глаза. Так, будто она под ней была совсем голая. Развёл полы куртки и стянул ее с Сониных плеч. Затем так же медленно начал опускаться вниз, проводя ладонями вдоль ее тела. Большие пальцы чуть слегка коснулись выпуклости груди под объёмной толстовкой и чуть задержались. Потом двинулись дальше к талии, затем к бёдрам. У Сони было чувство, что за руками Моронского тянется огненный след. Сердце бешено неслось. Мышцы внизу живота снова сильно скрутило. Дыхание перехватило, когда он чуть сдавил руками ее бедра. Но в слух она сказала:
– Не старайся. Не действует.
– Я уже понял, что врать ты не умеешь – он ловко расшнуровал ботинки и подал ей ее обувь. – Пошли, Саныч делает лучший в мире шашлык. Готов поспорить, ты такого в жизни не ела!
Задний фасад здания плавно перетекал в террасу, отделанную палубной доской дорогой породы дерева, с большим прямоугольником бирюзового бассейна в центре и патио с мебелью из тика. На низком круглом столике в центре патио уже стояли блюда с нарезанными овощами, зеленью, сырами и фруктами. Над каменной беседкой, расположенной на зелёной поляне, поднимался дымок от барбекю. Запах кружил голову и Соня почувствовала, как от голода сводит живот. Подцепив с блюда кусок сыра, она положила его в рот и чуть не заурчала от удовольствия. Оторвала виноградину от грозди и закинула следом.
– Ты стоя есть будешь, или все-таки сядешь? – услышала она голос подошедшего Моронского. Он уже успел облачиться в длинный толстый махровый халат с вензелем «М» на груди. Подошёл к столу и тоже взял виноградину. – Присаживайся! – указал на кресло рядом с Соней, а сам упал напротив, закинув одну ногу на другую, сверкнул из-под халата смуглой кожей.
Специально ведь рисуется…
Она плюхнулась на подушки. Молча сидели минуты три и смотрели друг на друга. Соне стоило неимоверных усилий выдерживать на себе тяжёлый испытующий взгляд мужчины. Поэтому, она сдалась первая. Оглядела стол, нашла бутылку с водой и жадно приложилась к ней губами, подсматривая из-под ресниц. Она заметила, как подпрыгнул кадык на шее Моронского – сигнал, от которого, почему-то, бросило в жар…