Подари мне себя… до боли
Шрифт:
Сначала она долго чистила зубы выделенной Моронским новой щёткой. Затем долго стояла под горячими струями воды и никак не могла согреться. Ее знобило и колотило. Потом, выйдя из душа, она долго соображала, что делать с трусами, которые, честно сказать, потеряли первоначальную свежесть, не выдержав натиска Моронского на ее непоКобелимость.
Все-таки, постирав их под краном, Соня повесила эту часть своего туалета на полотенцесушитель, прикрыв, собственно, самим полотенцем. Надела выданную ей футболку и махровый халат. Радовало, что он был пушистый, большой и длинный.
Наконец, набрав побольше воздуха в лёгкие, открыла и толкнула дверь. В спальне слабо горела только одна прикроватная лампа с той стороны, где лежал Моронский с книгой в руках. Слава богу, в трусах! И в очках… Это было настолько неожиданно, что Соня застыла на месте.
– Что? – Макс вдруг заметил, что она пялится на него и уставился в ответ поверх очков. – Тебя очки смущают или трусы? Могу снять.
– Сделай одолжение, хотя бы ничего не меняй, – фыркнула Соня, присаживаясь на край кровати и не зная, что делать дальше. Немного подумав, легла, вытянувшись в струну, как Ленин в мавзолее.
Моронский отложил книгу, снял очки. Перекатился на бок, приблизил своё лицо к Сониному. Наклонился к шее и шумно втянул ноздрями ее запах. «Как животное!» – подумала Соня.
– Я сейчас, – сообщил он, перевалился через неё и скрылся в ванной.
Через пять минут он появился в спальне и снова лёг рядом. Сильно рядом.
– Насыщенный день был, да? Столько новых впечатлений! – проговорил он похабным каким-то тоном рядом с Сониным ухом.
Соня скосила в его сторону глаза но ничего не сказала.
– Только, боюсь, уснуть будет сложно. – продолжил он.
– Почему?
– Потому что ты лежишь здесь, в моей постели, без трусов, никаких месячных у тебя нет, а у меня на тебя хронический стояк. – Макс поднялся на локте и подпер ладонью подбородок, рассматривая профиль Сони. Он улыбался. Совершенно пошло.
Соня закусила губу и вздохнула. Опять сжались мышцы там внизу. Почти до боли.
– Я могу уйти спать в другую комнату, – ответила она, сгорая от стыда за собственную реакцию.
– Ну нееет, – протянул Моронский. – Уговор – есть уговор.
Соня вдруг повернулась к нему лицом.
– Хочешь, помогу уснуть? – спросила она.
– Э, – он удивлённо поднял широкие чёрные брови, – а в чем подвох?
– Никакого подвоха, просто способ один знаю. Папа в детстве научил, ещё когда с нами жил.
– А, папа, – разочарованно произнёс Макс.
– Да нет, послушай, способ правда рабочий. Это игра такая. «Гляделки» называется. – Она повернулась всем корпусом к нему. – Надо лечь друг напротив друга лицом. Ложись – Соня показала как. – Вот, теперь нужно смотреть в глаза друг другу. Моргать можно. Отводить в сторону взгляд – нельзя. Кто первый уснёт, или отведёт взгляд, тот и проиграл. Поехали?
– Ну, поехали… – с некоторым сомнением сказал Моронский.
Сначала было сложно выдерживать его взгляд. Соня моргала чаще, чем нужно. А его, казалось, все это забавляет. Он смотрел, почти не моргая. Пристально. И в темных радужках
Сколько они так смотрели и моргали, непонятно. Когда она снова открыла глаза, он уже не смотрел на неё. Соня заставила себя не смыкать веки подольше, терпела и ждала, когда он в очередной раз откроет свои.
Проиграл. Он спал. Спокойно так. Брови его были немного нахмурены, но лицо совершенно утратило своего надменного выражения.
К подушке прижимался щекой не хозяин порока, а взрослый мальчик с бородой, которому снился какой-то сон.
С этой мыслью Соня провалилась в забытьё.
Глава 11
Соню разбудили соловьи. И сначала она даже не поняла, где находится. Одно было понятно – проснулась она не дома и в спальне кроме неё никого больше не было. Окна комнаты были плотно зашторены, поэтому определить какое сейчас время суток Соня затруднялась. Утро? День? Может, вечер уже? Она оторвала голову от подушки и, оглядев себя, снова откинулась с глухим стоном. Полы халата разошлись, пояс сбился набок. БОльшая часть того, что она так тщательно оберегала от глаз Моронского – вот, пожалуйста, сейчас была доступна, без регистрации и смс. И как давно она так лежала вся распахнутая – вопрос риторический.
Соня, наконец, поднялась, подошла к окну отдернула занавески. Солнце уже было довольно высоко, но ещё не рассеялся полностью лёгкий туман над травой во дворе. Часы на стене показывали почти восемь.
На постели она заметила сложенный пополам листок бумаги. Послание размашисто сообщало:
«Я вчера опять выиграл. Ты уснула первой. Соня! К сожалению, возникли срочные дела, иначе я дал бы тебе как следует рассмотреть, то, от чего ты пока отказываешься. А оно по утрам особенно зрелищно… водитель отвезёт тебя домой. М.»
Соня с благодарностью подумала о срочных делах Моронского и прошлепала в ванную. Умылась, почистила зубы, расчесала волосы. И… не обнаружила своих трусов. Вообще. Нигде.
– Ну, ты и сволочь, Моронский! Извращенец долбаный! – прошипела она своему отражению.
Кое-как накрутив гульку на голове, Соня натянула штаны, майку, толстовку, обулась и спустилась вниз. В доме было тихо, но в столовой сидел солидный лысый мужик в строгом костюме, пил кофе из маленькой чашки и листал газету. Она даже растерялась. Замялась на пороге, не решаясь войти.
– Доброе утро, Софья Павловна. – поприветствовал ее мужик. – Максим Андреевич велел отвезти вас домой после того, как вы поедите. – Меня Анатолием звать.
– Очень приятно. Я готова ехать прямо сейчас, – смущенно сказала Соня.
– Нет, – строго, но вежливо отрезал Толик, – Максим Андреевич сказал после завтрака. – Он отложил газету в сторону, и поднял серебряный колпак с одного из блюд на столе.
– Вот, тут бутерброды с икрой, тут, – он поднял колпак с другого блюда, – сыр всякий, виноград. Клавдия – домработница здешняя – не знала, какой вы любите, нарезала разных сортов. Там кофе горячий в кофейнике, вот сок апельсиновый.